Азарт (сборник стихов)

И когда поутрам входила В нашу белую тишину. Эту нежность на всех делила. Как делили мы хлеб в войну.

Забывала свои несчастья Перед болью чужой. Говорила: - Не возвращайся... Тем, кто радостно шёл домой.

На судьбу Мария не сердится. Ну, а слёзы - они не в счёт. Вот такой сестры милосердия Часто жизни недостаёт.

* * *

Снова мы расстаёмся с тобою. За окном опускается ночь. Со слезами, с надеждой и болью, С невозможностью чем-то помочь.

Нам в разлуке не будет покоя. Как же слёзы твои солоны! Слишком коротко счастье людское. Слишком редки прекрасные сны.

Посреди самолётного грома Я впервые подумал о том, Что земля потому так огромна, Что в разлуке на ней мы живём.

* * *

Я по тебе схожу с ума, Как по земле Морской прибой. И целый мир Моя тюрьма, Когда в разлуке мы с тобой

Я по тебе схожу с ума, Когда ты около меня. И все высокие слова Лишь дым от жаркого огня.

* * *

Когда-нибудь ты всё-таки устанешь От наших одиночеств и разлук. И скажешь мне об этом. Не обманешь. И оба мы почувствуем испуг. Последнюю улыбку мне подаришь. Прощальными слезами обожжёшь. И ни к кому Ты от меня уйдёшь.

* * *

Твоё весеннее имя На русский непереводимо. Оно на твоём языке Звучит. Как вода в роднике. А на моём оно Как в хрустале вино.

ОДИНОЧЕСТВО

Особенно тоскливы вечера, Когда ты в доме у себя как пленница. Сегодня так же пусто, как вчера. И завтра вряд ли что-нибудь изменится.

И это одиночество твоё Не временем бы мерить, а бессонницей. То книги, то вязанье, то шитьё. А жизнь пройдёт - и ничего не вспомнится.

И все-таки однажды он придёт. И сбудутся надежды и пророчества. Твои он губы в темноте найдёт. И шепотом прогонит одиночество.

* * *

Грядущее не примирить с минувшим. Не подружить "сегодня" И "вчера". Я кораблём остался затонувшим В той жизни, Что, как шторм, уже прошла.

Но память к кораблю тому вернулась. Рискованная, как аквалангист. Она вплыла в мою былую юность, И снова я наивен, Добр и чист...

МЫ РЕЧИ ПРОИЗНОСИМ

Бывает, Что мы речи произносим У гроба По написанной шпаргалке. О, если б мёртвый видел, Как мы жалки, Когда в кармане Скорбь свою приносим. И так же радость Делим иногда, Не отрывая взгляда От страницы.

Ещё бы научиться нам Стыдиться. Да жаль, Что нет шпаргалки Для стыда.

ЧУЖАЯ ОСЕНЬ

Во Франкфурте Холодно розы цветут. В Москве Зацветают Узоры На стёклах.

Наш "бьюик" несётся В багряных потёмках Сквозь сумерки Строгих немецких минут.

Сквозь зарево клёнов И музыку сосен. Сквозь тонкое кружево Жёлтых берёз.

Я в эти красоты Ненадолго сослан, Как спутник В печальные залежи звёзд.

Со мной переводчица Строгая женщина. Мы с нею летим сквозь молчанье И грусть.

И осень её Так прекрасна и женственна, Что я своим словом Нарушить боюсь.

Нас "бьюик" Из старого леса выносит. Дорога втекает В оранжевый круг.

Как всё здесь похоже На русскую осень. Как Русь не похожа на всё, Что вокруг.

* * *

Ты ищешь меня Только в дни одиночества. Когда никого Ни в душе, ни вблизи

А мне утешать тебя Больше не хочется, Хоть это и любят У нас на Руси.

И я не хочу заполнять Этот вакуум Меж будущим счастьем И счастьем былым.

Ты ждёшь, чтоб мы вместе Грустили и плакали. А радостный день Для тебя неделим...

ТОРЖОКСКИЕ ЗОЛОТОШВЕИ

Смотрела крепостная мастерица На вышитую родину свою... То ль серебро, То ль золото искрится, То ли струятся слёзы по шитью.

И лишь ночами вспоминала грустно, Как бьётся лебедь в лапах у орла.

Откуда же пришло твоё искусство? Чьим колдовством помечена игла?

А было так: Проснувшись на печи, Крестьянка вдруг почувствовала Солнце, Когда сквозь потемневшее оконце Пробились к ней весенние лучи.

Как нити золотые, Всю избу Они прошили радостным узором. Она смотрела воскрешенным взором И утро принимала за судьбу.

Всё в ней дрожало Волновалось. Млело. И белый свет Как россыпи огней. Она к оконцу оглушённо села... И вот тогда Пришло искусство к ней.

Пришло от солнца, От надежд,Оттуда, Где ничего нет ближе красоты. Она в иголку вдела это чудо, Ниспосланное небом с высоты.

И не было прекраснее товара На ярмарках заморских, чем её. Она надежду людям вышивала, И горе, И отчаянье своё.

Что видела На шёлк переносила. И много лет ещё пройдёт, Пока Свободной птицей Спустится Россия На синие Счастливые шелка.

ИЗ БИОГРАФИИ

В тот день Меня в партию приняли. В тот день Исключали из партии Любимца студенческой братии Профессора Трынова.

Старик был нашим учителем. Неуживчивым и сердитым. Он сидел И молчал мучительно, Уже равнодушный ко всем обидам

Его обвиняли в семи грехах, А мне всё казалось, Что это - травля. И сердце твердило: - Неправда! Неправда! - А может быть, правда? Спрашивал страх.

Страх... И я поднял руку "за". За исключение. И, холодея. Вдруг я увидел его глаза Как, наверно, Брюллов Увидал Помпею.

Вовек не забуду я те глаза. Вовек не прощу себе подлое "за". Мне было тогда девятнадцать лет. Мне рано выдали партбилет.

ЛОСЬ

Лось заблудился. Он бежал по городу. И страшен был асфальт его ногам. Лось замирал, Надменно вскинув морду Навстречу фарам, Крикам И гудкам. В обиде тряс скульптурной головой. То фыркал, То глядел на мир сердито. Гудели как набат его копыта, И боль его неслась по мостовой.