Я закрываю глаза и пытаюсь сконцентрироваться. У меня есть время. Я знаю, что они не начнут без меня. Это не тщеславие, просто расчет. Я дышу. Глубоко, медленные вдохи в поисках спокойствия. Сердцебиение замедляется, и я чувствую себя лучше, чем чувствовал на протяжении всего дня, но я знаю, что мне придется стараться, чтобы продержаться остаток вечера. Я еще не пришел в себя.
Как я и думал, продержаться остаток дня было не просто. Каждая игра похожа на партизанскую войну. Я выигрываю, но лишь время от времени. К концу дня у меня достаточно фишек, чтобы считаться победителем. Но я сделал недостаточно, чтобы обыграть главного противника, поэтому завтра она пройдет в финал.
У меня появилась первая возможность расслабиться после перерыва, что был три часа назад. Когда я осматриваю зал, то в толпе замечаю Сару. Первая мысль — последовать за ней, но потом я задумываюсь: а что я могу ей сказать? Затем срабатывает инстинкт самосохранения. Тот самый, который держит меня подальше от неприятностей. Что, черт возьми, ты творишь? Позволь ей просто уйти.
Следующее, что я помню, — я следую за ней по лестнице. Она поворачивается и видит меня, а затем начинает быстрее подниматься. Я никогда не гнался за женщиной за всю свою жизнь, особенно когда был так близок к покерному столу. Но я не могу отрицать того, что она пробралась под мою кожу. Мне нужно увидеть, чем все обернется.
Я прямо позади нее. Она поворачивается, будто может чувствовать меня. — Оставь меня в покое, Док.
— Ты пришла сюда не для того, чтобы я оставил тебя в покое, — я беру ее за плечо. Хватка достаточно крепкая, чтобы она не смогла вырваться. Люди обходят нас и посылают мне странные взгляды. — Сара, нам нужно поговорить.
— Док, мне не следовало приходить, — ее глаза начинают слезиться. — Почему с тобой я постоянно совершаю ошибки?
Я лезу в карман пиджака за платком и протягиваю его ей. — Давай же, возьми, — другая рука покоится на ее плече, и я наклоняюсь, чтобы взглянуть на нее. — Может быть, это не ошибки. Ты права. Прошлой ночью что-то изменилось, и это заставляет меня нервничать.
Зал пуст, но я не хочу вести этот разговор здесь. Я веду ее к выходу, а затем вдоль коридора.
— Ты нервничаешь? С чего бы тебе нервничать? — слезы катятся по ее щекам.
Мне удается найти уединенную нишу, куда я ее и затаскиваю. — Прошлой ночью я рассказал тебе то, что не говорил никому. И да, ты права. Я использовал тюрьму, как способ выйти из банды. Там не было будущего. Поэтому пришлось пожертвовать четырьмя годами, чтобы купить себе свободу.
— И что тут такого? — она всхлипывает, а то, как она смотрит на меня… Слезы делают ее глаза блестящими и мягкими. Насколько паршив тот факт, что у меня встал?
— Люди никогда не узнают, почему я принял удар на себя. Если бы они узнали, что я предпочел тюрьму банде, то они сделали бы все возможное, чтобы моя жизнь стала невыносимой, — я вглядываюсь в ее лицо, чтобы убедиться, что она понимает, что я имею в виду.
— Можешь не беспокоиться об этом. Я никому не скажу, — она берет мой платок в одну руку, а другой начинает смахивать слезы. Да что такое с этой девушкой?
Я верю ей. Я в первый раз за всю свою жизнь доверяю кому-то.
— Так у нас все в порядке? Прошлая ночь все еще ошибка?
— Ты все еще не понимаешь, — она закрывает глаза рукой, будто пытается остановить слезы. — Ты игрок. И всегда им будешь. Для тебя верх блаженства — это просто покерный стол и деньги, которых всегда будет мало.
Большую часть осознанной жизни Техасский Холдем был единственной вещью, которую я знал. Я хорош в нем, я лучший. И она права, я получаю кайф, когда сижу за столом и играю. Черт, я получаю удовольствие, даже просто думая об игре. Но прошлая ночь и весь сегодняшний день все поменяли. — Это не так. Больше не так. Сегодня не было весело. Было чувство, такое странное ощущение, что я должен находиться где-то еще. В месте получше.
Ее нос испачкан соплями, а глаза уже покраснели от слез. Она действительно выглядит ужасно, но все, о чем я могу думать, так это о том, как бы обнять ее и отвезти куда-нибудь, где мы будем только вдвоем. Где мы сможем прикасаться друг к другу и делиться секретами.
— О чем ты говоришь, Док? — она снова шмыгает носом, но ее карие глаза не отпускают меня.
— Я думаю, что могу бросить это. Я говорю, что, кажется, нашел новую нить для себя. — она закрывает рот платком, но ее лицо влажное от слез. Я забираю его из ее рук. — Ты хотя бы знаешь, как им пользоваться? — я начинаю стирать слезы с ее щек.
Неожиданно ее губы оказываются на моих, и я обнимаю ее. Я притягиваю ее ближе. Я хочу, чтобы мы растворились друг в друге. Я не фанат проявления чувств на публике, поэтому тяну ее к лифту. Я хочу быть с ней наедине в моем номере, но Бинс и Манки оказываются прямо перед нами. Я разворачиваюсь и иду к выходу из отеля. Киваю камердинеру, и он бежит к двери, где припарковал мою машину.
— Куда мы идем? — шмыгает носом Сара.
Камердинер выходит из моего кабриолета, — Доверься мне.
Глава двадцать первая
Док