Азазель

— Как ты считаешь, Гипа, монахи в монастырях в Вади Натрун и в отдаленных пустынях Египта согласятся с утверждениями Кирилла?

— Они будут согласны со всем, ведь они — воинство церкви Святого Марка и преданные солдаты александрийского папы.

— Папы, хм-хм… Ну тогда пусть будет что будет.

Иоанн Антиохийский бросил на Нестория взгляд, полный отеческого сострадания, и как будто собрался что-то произнести, но тут Раббула Эфесский тяжело поднялся со своего места и, извинившись, сказал, что ему нужно навестить византийского наместника Антиохии, после чего он вернется и примет участие в молитве. Епископ Иоанн поинтересовался, нельзя ли сопровождать его, и Раббула замялся, но Несторий положил конец неловкой ситуации.

— Идите с Богом вместе, — сказал он, — я хочу немного побыть с монахом Гипой…

Они вышли, а мы остались смиренно сидеть в углу залы. Несторий прошептал что-то на ухо священнику Анастасию, и тот немедленно встал и удалился, оставив нас вдвоем. Помолчав немного, я участливо сказал:

— Отец мой, я беспокоюсь за тебя. Я бы не советовал тебе бросать вызов Александрийской церкви.

— Ах, Гипа, я ни с кем не хочу соперничать. Но Кирилл вознамерился возвестить о своем попечении над всеми Вселенскими церквями!

И Несторий стал объяснять, хотя я и так уже знал из его исповедания, что непозволительно называть Деву Марию «Теотокос», поскольку она пусть и святая женщина, но никак не Матерь Божья. И мы не должны верить в то, что Бог младенцем вышел из чрева своей матери во время рождения, что пачкал свою колыбельку и нуждался в пеленках, а когда был голоден, то кричал, требуя материнскую грудь.

— Возможно ли верить, — говорил он, — в то, что Бог сосал грудь Девы, крепчал день ото дня, что ему было сначала два месяца, потом три, а потом четыре? Бог совершенен — так записано, так как он может иметь Сына? Дева Мария была человеком, она родила Ему, но ее лоно при этом осталось, по милости Его, непорочным, благодаря Божественному чуду! А сын Ее стал Божественным воплощением и Спасителем человечества!.. Он словно небесное окно, сквозь которое на нас проливается Божественный свет, или печать с вырезанной на ней Божественной надписью. Но если сквозь окно светит солнце, это не делает его источником солнечного света! Оттиск печати не есть сама печать!.. Гипа, все они сошли с ума, сделав Бога лишь одним из Троицы!

Я молчал из уважения к негодованию Нестория и из жалости к нему. Спустя какое-то время он успокоился и уже более мягким тоном разъяснил свой символ веры: временное воплощение Всевышнего Бога в Иисусе Христе — это милость, которой Господь одарил нас. И нам не следует пренебрегать этим Божественным даром, толкуя его столь широко, и примерять Божественность Мессии к нашим собственным предрассудкам, относя их ко времени пребывания его в утробе матери и его младенчеству. Непозволительно верить, будто Мария — это Дева, которая родила Бога! Ибо Бог пребывает в своем безначальном и извечном совершенстве, Он — един, не порожденный и не умирающий, временами являющий себя, а порой, по собственной воле, — скрывающий себя.

Благословенный Несторий посмотрел на меня глазами, полными печали.

— Что необычного в том, что я проповедую? — спросил он. — А то, о чем разглагольствует Кирилл со своими приспешниками, не странно? Ах, Гипа, большая и серьезная опасность — не в использовании термина «Теотокос», которым тешатся невежды и бубнит чернь. Дело в самой сути веры, в способности этой истинной религии во все века и времена достучаться до человеческого сердца и разума. Если язычники насмехаются над нашим чрезмерным увлечением небылицами, изводят нас издевками, язвительно глумятся над этими сказками, пытаются их развенчать, то тем самым они уничтожают веру целиком и полностью! Откровение и Божественные чудеса, Гипа, — это редкое таинство, злоупотребление ими выхолащивает их, мы теряем веру и поступаем вопреки здравому смыслу!

Мне была знакома эта его точка зрения, я хорошо помнил ее. Но все равно дал возможность Несторию еще раз выговориться, жалея его и уважая его благородный гнев. Когда он закончил и полностью овладел собой, я спросил его со всем участием:

— Почему бы не оставить простым верующим и глупцам их веру, замешенную на небылицах, столь им приятных и доступных их пониманию? Давай объяснять истину сведущим богословам, клирикам и священникам, способным постичь тонкости богословской науки, а затем, поколение за поколением, можно будет обращаться к тем простолюдинам, кто понимает, не вступая с ними в стычки.

— Зачем нам прибегать к такой уловке?

— Мы вынуждены, Преосвященнейший Несторий, вынуждены. Чтобы избежать клыков и когтей льва церкви Святого Марка!