Азазель

— Ваше бла… ваше высокоблагородие… Не лишайте жизни! Бес попутал! Всё, всё, как на духу! Ведь детки, жена хворая! Покажу! Как Бог свят покажу! В погребе они, в подвале тайном! Покажу, только душу не погубите!

— В каком таком подвале? — грозно спросил Эраст Петрович и поднял пистолет, словно и в самом деле собирался немедленно учинить расправу.

— А вот за мной, за мной пожалуйте.

Швейцар вскочил на ноги и, поминутно оглядываясь, повёл Фандорина снова на первый этаж, в кабинет баронессы.

— По случаю один раз подглядел… Оне нас не подпускали. Не было у них к нам доверия. А как же — русский человек, душа православная, не англинских кровей. — «Тимофей» перекрестился. — Только Андрею ихнему туда ход был, а нам ни-ни.

Он забежал за письменный стол, повернул ручку на секретере, и секретер вдруг отъехал вбок, обнажив небольшую медную дверь.

— Открывай! — велел Эраст Петрович.

«Тимофей» ещё трижды перекрестился и толкнул дверцу. Она беззвучно отворилась, и показалась лестница, ведущая вниз, в темноту.

Подталкивая швейцара в спину, Фандорин стал осторожно спускаться. Лестница кончилась стенкой, но за угол, направо, сворачивал низкий коридор.

— Пошёл, пошёл! — шикнул на замешкавшего «Тимофэя» Эраст Петрович.

Свернули за угол, в кромешную тьму. Надо было свечу захватить, подумал Фандорин и полез левой рукой в карман за спичками, но впереди вдруг ярко вспыхнуло и грохнуло. Швейцар ойкнул и осел на пол, а Эраст Петрович выставил вперёд «герсталь» и нажимал на спуск до тех пор, пока боёк не защёлкал по пустым гильзам. Наступила гулкая тишина. Трясущимися пальцами Фандорин достал коробок, чиркнул спичкой. «Тимофей» бесформенной кучей сидел у стены и не шевелился. Сделав несколько шагов вперёд, Эраст Петрович увидел лежащего навзничь Эндрю. Дрожащий огонёк немного поиграл в стеклянных глазах и погас.

Оказавшись в темноте, учит великий Фуше, нужно зажмурить глаза, досчитать до тридцати, чтобы сузились зрачки, и тогда зрение сможет различить самый незначительный источник света. Эраст Петрович для верности досчитал до сорока, открыл глаза — и точно: откуда-то пробивалась полоска света. Выставив руку с бесполезным «герсталем», он шагнул раз, другой, третий и увидел впереди слегка приоткрытую дверь, из щели которой и лился слабый свет. Баронесса могла находиться только там. Фандорин решительно направился к светящейся полоске и с силой толкнул дверь.

Его взору открылась небольшая комнатка с какими-то стеллажами вдоль стен. Посреди комнаты стоял стол, на нём горела свеча в бронзовом подсвечнике и освещала расчерченное тенями лицо леди Эстер.

— Входите, мой мальчик, — спокойно сказала она. — Я вас жду.

Эраст Петрович переступил порог, и дверь внезапно захлопнулась у него за спиной. Он вздрогнул, обернулся и увидел, что на двери нет ни скобы, ни ручки.

— Подойдите ближе, — тихо попросила миледи. — Я хочу получше рассмотреть ваше лицо, потому что это лицо судьбы. Вы — камешек, встретившийся на моей дороге. Маленький камешек, о который мне суждено было споткнуться.

Задетый таким сравнением, Фандорин приблизился к столу и увидел, что перед баронессой на столе стоит гладкая металлическая шкатулка.

— Что это? — спросил он.

— Об этом чуть позже. Что вы сделали с Гебхардтом?

— Он мёртв. Сам виноват — нечего было лезть под пулю, — грубовато ответил Эраст Петрович, стараясь не думать о том, что в считанные несколько минут убил двух людей.

— Это большая потеря для человечества. Странный, одержимый был человек, но великий учёный. Одним Азазелем стало меньше…

— Что такое «Азазель»? — встрепенулся Фандорин. — Какое отношение к вашим сиротам имеет этот сатана?

— Азазель — не сатана, мой мальчик. Это великий символ спасителя и просветителя человечества. Господь создал этот мир, создал людей и предоставил их самим себе. Но люди так слабы и так слепы, они превратили божий мир в ад. Человечество давно бы погибло, если б не особые личности, время от времени появлявшиеся среди людей. Они не демоны и не боги, я зову их hero civilisateur.[49] Благодаря каждому из них человечество делало скачок вперёд. Прометей дал нам огонь. Моисей дал нам понятие закона. Христос дал нравственный стержень. Но самый ценный из этих героев — иудейский Азазель, научивший человека чувству собственного достоинства. Сказано в «Книге Еноха»: «Он проникся любовью к людям и открыл им тайны, узнанные на небесах». Он подарил человеку зерцало, чтобы видел человек позади себя — то есть, имел память и понимал своё прошлое. Благодаря Азазелю мужчина может заниматься ремёслами и защищать свой дом. Благодаря Азазелю женщина из плодоносящей безропотной самки превратилась в равноправное человеческое существо, обладающее свободой выбора — быть уродливой или красивой, быть матерью или амазонкой, жить ради семьи или ради всего человечества. Бог только сдал человеку карты, Азазель же учит, как надо играть, чтобы выиграть. Каждый из моих питомцев — Азазель, хоть и не все они об этом знают.

— Как «не все»? — перебил Фандорин.