Читаем Азбука полностью

Халабурда, Казимеж (Мархолт), поэт, член Секции оригинального творчества, боксер, публицист «всепольской» прессы[447].

Хмелевский, Генрик (Фучжоу). По слухам, карьера в Управлении безопасности.

Хмелевский, Александр (Крот), очень активный, занимавшийся практической деятельностью член клуба.

Черневский, Антоний (Мазилка). Я встретил его после войны в Нью-Йорке.

Яницкий, Станислав (Клюква). Юрист. Удивлял меня своими правыми взглядами.

Студенческое, общежитие

В Вильно долго не было общежития, кроме «менсы», то есть столовой, название которой распространялось на довольно неприглядную общагу на улице Бакшта. Новое студенческое общежитие на улице Буффалова Гора, напротив гимназии, где я проучился восемь лет, построили в 1932 году, и мне удалось получить там место в двухместной комнате. Вместе со мной поочередно жили: Владислав Рыньца, юрист из Силезии, в то время член «Стрельца», очень набожный и очень левый, в военные годы воротила черного рынка, с моей помощью скупавший в оккупированной Варшаве писательские рукописи для издания после войны; Ежи Штахельский, студент медицины в мундире харцмистра[448], из-за антисемитских скандалов в университете склонявшийся влево, вплоть до коммунизма, после войны министр здравоохранения Народной Польши; Кучинский, медик, из «Всепольской молодежи».

Затем я пошел на повышение — в одноместную комнату на пятом этаже. Это был почти рай. Металлическая кровать, рабочий стол, стенной шкаф, рядом на этаже прекрасные душевые. Что еще нужно человеку? Меня интриговал ближайший сосед за стеной. Стоило ему появиться, как он сразу притягивал к себе все взгляды — как всегда, недоброжелательные к любому отклонению от нормы. Вместо костюма он носил нечто вроде бурого балахона и двигался как женщина, виляя бедрами, из-за чего был похож на гермафродита. Это был художник, но что он пишет, никто не знал, ибо он запирался у себя в комнате и не поддерживал ни с кем отношений. Фамилия его была Карчмаркевич. Мне удалось немного приручить его, так что он впустил меня к себе и показал картины. В сущности, это были написанные на досках иконы, которые мне не слишком понравились, зато они вполне подходили к этой келье отшельника.

Другим моим соседом по этажу был Франек Анцевич, или Пранас Анцявичюс, с которым мы годом раньше готовились к экзамену у профессора Гутковского. Бедняга Гутковский, расстрелянный немцами, был, видно, психопатом, потому что не только считал статистику королевой наук, но и истязал студентов, заставляя выписывать на доске математические уравнения. Тем не менее экзамен мы сдали, и у нас не осталось ни одного трудного предмета до самого диплома, так что на четвертом курсе юриспруденции мы предавались нескончаемым беседам — о марксизме и Советах, ибо Драугас (товарищ), как я его называл, был прирожденным советологом, при этом скептически относившимся к советской системе.

Пятый этаж общежития я вспоминаю как счастье. К этому нужно прибавить еще одно обстоятельство. До сих пор ума не приложу, как это было возможно без вмешательства какой-нибудь сверхъестественной силы, которая может либо сделать человека невидимым, чтобы он прошел через охраняемые ворота, либо навести сон на стражу. Во всяком случае, та, чье имя я не намерен упоминать, проникала в мою комнату, и там, в этом маленьком cubiculum, мы совершали радостные обряды отдаваемого и принимаемого наслаждения. Один из самых удивительных случаев в моей жизни — настолько малопонятный, что это почти как сон.

Судзуки, Дайсэцу Тэйтаро

Открытость Америки к восточным религиям — во многом его заслуга. Я наткнулся на сочинения Судзуки, пытаясь понять американский буддизм, но внезапно оказалось, что мне к тому же придется иметь дело с американским сведенборгианством.

Фамилия эта в Японии такая же распространенная, как в Польше Ковальский. Судзуки родился в 1870 году, то есть в 1900-м ему было тридцать лет. Он одобрял политику японского правительства, направленную на индустриализацию страны, однако утверждал, что в эпоху технической цивилизации человек будет нуждаться в духовном измерении, которого поверхностная религиозность не сможет ему обеспечить. Воспитывался в дзен-буддийском монастыре, затем изучал философию в Токийском университете, а окончив его, задался целью обеспечить своим современникам знание о разных религиозных традициях и таким образом дать им возможность выбора. В результате Судзуки стал миссионером Востока на Западе и Запада на Востоке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аль Капоне: Порядок вне закона
Аль Капоне: Порядок вне закона

В множестве книг и кинофильмов об Альфонсо Капоне, он же Аль Браун, он же Снорки, он же Аль «Лицо со шрамом», вымысла больше, чем правды. «Король гангстеров» занимал «трон» всего шесть лет, однако до сих пор входит в сотню самых влиятельных людей США. Структуру созданного им преступного синдиката изучают студенты Гарвардской школы бизнеса, на примере судебного процесса над ним учатся юристы. Бедняки считали его американским Робин Гудом, а правительство объявило «врагом государства номер один». Капоне бросал вызов политикам — и поддерживал коррупцию; ускользал от полиции — но лишь потому, что содержал её; руководил преступной организацией, крышевавшей подпольную торговлю спиртным и продажу молока, игорные дома и бордели, конские и собачьи бега, — и получил тюремный срок за неуплату налогов. Шикарный, обаятельный, щедрый, бесстрашный Аль был кумиром молодёжи. Он легко сходился с людьми, любил общаться с журналистами, способствовавшими его превращению в легенду. Почему она оказалась такой живучей и каким на самом деле был всемирно знаменитый гангстер? Екатерина Глаголева предлагает свою версию в самой полной на сегодняшний день биографии Аля Капоне на русском языке.

Екатерина Владимировна Глаголева

Биографии и Мемуары
А мы с тобой, брат, из пехоты
А мы с тобой, брат, из пехоты

«Война — ад. А пехота — из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это — настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…Хотя Вторую Мировую величают «войной моторов», несмотря на все успехи танков и авиации, главную роль на поле боя продолжала играть «царица полей» пехота. Именно она вынесла на своих плечах основную тяжесть войны. Именно на пехоту приходилась львиная доля потерь. Именно пехотинцы подняли Знамя Победы над Рейхстагом. Их живые голоса вы услышите в этой книге.

Артем Владимирович Драбкин

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / История / Проза / Военная проза / Образование и наука