Азбука

Таким образом я впервые познакомился со странностями Калифорнии, еще ничего о ней не зная и не сознавая, что передо мной ее авангардный посланец. Грек оказался Раймондом Дунканом, братом танцовщицы Айседоры, о которой Оскар при случае кое-что мне рассказал, хотя откуда она взялась, какая атмосфера ее породила, я убедился лишь много позже, живя на берегу залива Сан-Франциско. Земля всяческих эксцентричностей, культов, наркотиков, хиппи и «детей-цветов», всегда державшая первенство в революционных модах и стилях жизни, Калифорния начала свой парад еще на заре двадцатого века. Уже тогда в ней нашлись проповедники освобождения от условностей цивилизации и возвращения к более естественным нравам. Это угадывается в решении поэта Робинсона Джефферса построить собственными руками дом на диком в то время берегу Тихого океана[209], в стоящих до сих пор в Беркли деревянных домах Мэйбека[210], чья архитектура напоминает закопанскую, или в обращении к греческой наготе, не знавшей шнуровок и корсетов. Айседора Дункан танцевала босиком — огромный переворот, — а ее наготу прикрывали ниспадающие одежды. Она была родом из Сан-Франциско и прославилась, танцуя на сценах Франции, Германии и России. Впрочем, свою эмансипацию она подчеркивала и в личной жизни, родив вне брака двоих детей. Позднее, в 1922 году, она заключила недолгий брак с Сергеем Есениным.

Перед Первой мировой войной существовала космополитическая культура, объединявшая Америку и главные страны Европы. Охватывала она и Россию — это видно по ранним стихам Мандельштама, по ballets russes, по таким произведениям, как «Образы Италии» Муратова. Следы этого сохранились и в раннем творчестве Ивашкевича — но опосредованно, через Россию, в то время как «Молодая Польша» производит впечатление очень слабо включенной в космополитическую среду.

Оскар Милош с ужасом рассказывал мне о пребывании в Париже Айседоры в обществе Есенина. Этот хулиган, танцевавший пьяным на столе, не заслуживал в его глазах ни малейшего снисхождения. Кажется, знакомство моего родственника с Айседорой и Раймондом было гораздо более давним, чем этот эпизод. Во всяком случае, в качестве издателя сборника его стихов «Adramandoni», вышедшего в 1918 году, фигурирует Меналкос Дункан, под чьим именем скрывается, вероятно, сын Раймонда. Заметим, что греческая хламида Раймонда была соткана вручную, о чем я узнал, когда мы направлялись с бульвара Сен-Жермен в Академию — так называлась коммуна или фаланстер калифорнийца.

Кажется, это было на рю де Сен, хотя я не очень хорошо помню. Они занимали целый дом с витриной, в которой выставляли свои ткани и сандалии, а выше располагались мастерские, все до единой кустарные. Были ли они в придачу вегетарианцами, не знаю, но им бы это подошло. Если не ошибаюсь, Академия (там читали какие-то лекции в соответствующем духе) существовала даже во время войны. Впрочем, вероятно, у Дункана, давно жившего во Франции, было французское гражданство.

В калифорнийской мании возвращения в доиндустриальные времена я смог убедиться в 1948 году, когда приехал с Вандой Теляковской[211] в Сан-Франциско и миллионерши восторгались ее рассказами о промышленном дизайне, который должен был подражать узорам польского домотканого полотна. Бедной Ванде хотелось верить, что в коммунистической Польше у нее это получится, но бюрократы, интересовавшиеся лишь индустриализацией, ничего в этом не смыслили.

Еще раз я вспомнил об авангардизме Академии году в 61-м. Тогда Беркли посетил какой-то важный советский деятель, кажется, кинорежиссер, и наш факультет славянской литературы решил отметить его визит. Его привезли в соседний модный городок Тибурон и пригласили на ужин в самый изысканный ресторан. Изысканность заключалась в том, что там не было электричества и единственным освещением служили стоявшие на столах керосиновые лампы. Я внутренне хохотал, представляя себе, как этот русский думает: «Вот глупые американцы!» — ведь он прекрасно сознавал, каким сокровищем было электричество для избушек его страны.

Духоборы, или духоборцы