Азбука анархиста

Товарищ Марченко вместо ответа плакал и целовал меня. Семен Каретник, А. Семенюта, Лютый и многие другие товарищи согласились целиком со мною. Они настаивали, однако, на том, чтобы до открытого вооруженного выступления в Гуляйполе уничтожить руководителей весеннего контрреволюционного переворота: Ивана Волка, Аполлона Волоха (оба офицеры), Осипа Соловья (рабочий-механик), Дмитренко (агроном; по убеждениям украинский эсер), Василия Шаровского (украинский социалист-революционер), командира еврейской роты Тарановского (приказчик лавчонки, прапорщик военного времени), взводного командира этой же роты Леймонского (приказчика по профессии, по убеждениям – куда ветер дует), а также и ряд шпионов, во главе которых стояли: старый испытанный шпион Сопляк, И. Закарлюк и Прокофий Коростелев.

С этим мнением товарищей я согласился, но предложил не трогать командира роты Тарановского и начальника артиллерии В. Шаровского.

Против убийства Тарановского я стоял потому, что он не руководил арестами членов Совета крестьянских и рабочих депутатов и революционного комитета. Он лишь по требованию штаба заговорщиков сдал со своей ротой дежурство по гарнизону; нес дежурство за него его помощник, по приказаниям которого и посылались части роты в распоряжение штаба заговорщиков, чтобы каждая в своей области действовала против революции.

Взводный командир Леймонский усердствовал при аресте революционеров, а в то время, когда о нем шла речь, служил шпионом в немецком штабе. Против убийства его, как и Сопляка, Ивана Закарлюки, Прокофия Коростелева, Ивана Волкова, Аполлона Волоха, Дмитренко, Тихона Быка (председатель делегации от заговорщиков к немецкому командованию) и многих других, я не возражал. Как и все мои товарищи по группе, я считал этих людей преступниками, достойными смерти именно от руки нашей организации.

Но в то же время я несколько опасался такого похода против изменников и провокаторов в революции. Опасался я того, чтобы этот поход не превратился в поход и против еврейской буржуазии. Разумеется, эта буржуазия радовалась действиям еврейской роты не одна, а вместе с русской и украинской буржуазией, явно поддерживая, угощая и всячески восхваляя главных воротил штаба заговорщиков. Но еврейская буржуазия осталась в глазах гуляйпольского населения более заметной, чем нееврейская. Поход против нее мог отразиться в тот момент на евреях вообще, приняв массовый характер.

Вот почему я, повторяю, боялся того, чтобы до нашего открытого выступления против немецко-гетманского произвола заняться террористическими актами против провокаторов.

Что касается Василия Шаровского, то он, как я узнал, с первого же момента возмутился против совершенного переворота. При передаче штабом провокаторов немецкому командованию орудий, пулеметов и винтовок, которых бойцы вольного батальона не успели полностью попрятать, Шаровский первый решился на то, чтобы сдать немцам орудия и оружие в негодном состоянии. С орудий он снял прицелы и панорамы, а с некоторых даже замки и все это попрятал с намерением при первом же удобном случае передать все эти вещи нашей организации. Об этом он сообщил мне через крестьян, как только услыхал, что я нахожусь где-то недалеко от Гуляйполя. При этом он старался быть осторожным, чтобы не попасться мне на глаза. Мне было ясно, что В. Шаровский ясно сознавал, что, как член штаба заговорщиков, он должен поплатиться жизнью, так как эта измена взяла ряд жизней революционеров (немецкий штаб их расстрелял).

Но в то же время для меня было ясно и то, что В. Шаровский отстал от изменников. Так, несмотря на требования штаба немецкого командования указать, куда делись прицелы, панорамы и замки от орудий, он не сознался.

С этим поступком Шаровского я очень считался. Кроме всего этого я знал Шаровского за выдающегося знатока артиллерийского дела и имел в виду использовать его знания в намеченном восстании.

На этом основании я настаивал перед группой своих товарищей, сторонников немедленного проведения в жизнь террористических актов против изменников и провокаторов, чтобы В. Шаровского совсем изъять из списка изменников, подлежащих уничтожению.

После долгих споров товарищи согласились со мной. В. Шаровский был, казалось, на время вычеркнут из списка лиц, по-нашему, достойных смерти.

Через неделю после этого члены нашей группы выследили старого и опытного шпиона царского сыска, некоего Сопляка, и убили его.

Убийство этого сыщика вызвало у трудового гуляйпольского населения немалое удовлетворение. Крестьяне с усмешкой перетерпели ряд повальных обысков. Однако обыски эти повредили нашим нелегальным собеседованиям с крестьянами и даже моему пребыванию в Гуляйполе.

Товарищи – сторонники немедленного террора против провокаторов, изменников и сыщиков скоро почувствовали правильность моего сопротивления террористическим актам до поднятия крестьян на открытую вооруженную борьбу.

* * *