Азбука для несовершеннолетних: Сборник

Немыслим мир без идей, как и без людей, им приверженных. Идея может быть прекрасной, и люди, служащие ей, двигают прогресс, но может быть и ложной или даже мракобесной, а служение ей человек почитает высшим своим долгом. Идейные защитники были и у самодержавия, и у фашизма, – они пускали себе пулю в лоб, видя крах идей, за которые боролись. И все-таки мы называем их фанатиками или заблудшими, а наши нравственные симпатии отданы идейным людям иного толка.

Человечество в своем долгом и противоречивом восхождении расширяет и углубляет круг представлений о счастье, прогрессе, справедливости, свободе. Это круг его идей, идеалов. Одни, даже очень привлекательные поначалу, ветшают и изживаются, другие, поначалу, может быть, смутные и тревожащие, со временем являют все большую силу и притягательность, третьи, оставаясь ценными «частично», обнаруживают свою неполноту, недостаточность.

Казалось бы, каждый из нас наследует все это разноголосое богатство и волен выбрать себе любой сектор круга. Например, стать сторонником патриархального устройства. Так поступили многие западные битники, уйдя в леса, отказавшись от услуг современной техники, «опростившись». Так они выразили свой протест против античеловечной буржуазной цивилизации. Беда лишь в том, что круг истинно гуманистических, истинно активных идей нашего времени остался им неведом. Здесь трагическое заблуждение.

Стало быть, можно сказать, что понятие идейности изменчиво и подвижно, находится в теснейшей связи с революционным процессом, с достижениями ищущей человеческой мысли. Отстаивать идеи устаревшие, отброшенные ходом общественного процесса – значит быть реакционером (вольным или невольным – другое дело). Бороться за воплощение в жизнь идей новых, идей, расширяющих границы человеческой свободы, равенства и счастья, – значит быть передовым деятелем своей эпохи, своего времени. Именно этот последний смысл и закреплен в нашем понятии «идейный человек»: передовой, стоящий на уровне тех идеалов прогресса, которые диктуются ходом истории. А идейность мы понимаем как служение прогрессу и свободе, передовым идеям века.

Мы не вправе раздавать поспешно снисходительные оценки своим предшественникам по истории: тот «не понял», этот «не оценил», «заблуждался». Истина всегда конкретна, людей и события нужно оценивать в рамках возможностей их века. Честь и хвала рыцарям свободы – от Спартака до Панчо Вильи, от Кампанеллы до Гракха Бабёфа! – их борьбой и мыслью мир продвигался вперед.

Коммунистическая идейность вобрала в себя все лучшее, что было выработано человечеством на долгом его пути, решительно отбросив все представления, которые мешают полному и справедливому бытию истинно деятельного человека. Марксизм-ленинизм доказал неизбежность и историческую необходимость смены государственных устройств, основанных на эксплуатации человека человеком, таким устройством, при котором эксплуатация исключается. В коммунистических идеях нашли свое воплощение выстраданные представления людей о счастье и равенстве, воплощение реальное здесь, в этом мире, а не в мистических загробных мирах. В борьбе, а не в пустых упованиях, в переделке общественных отношений, а не в красивых моральных сентенциях на сей счет.

И потому сегодня можно сказать, что самое полное выражение идейного человека XX века – это коммунист. Его идеалы и представления – научно верные, притягательные, проникнутые историческим оптимизмом.

Каждый из нас со школьной скамьи помнит о жутковатых «рахметовских гвоздях», о неистовом самоотречении этого «человека особого склада», отказывавшего себе в праве даже есть то, чего не может позволить простой мужик. А вот штрих из жизни Дзержинского: он любил живопись, но... убежал из Дрезденской галереи, мучась тем, что шедевры человеческого гения не могут быть доступны, как ему, тысячам других людей. Понимаете? Человек даже не мог в одиночку наслаждаться искусством; мысль об обездоленных, которые об искусстве даже не слыхали, преследовала Дзержинского неотступно...

Первым моим редактором был старый коммунист, председатель Хорезмского ревтрибунала времен гражданской войны. Этот человек был депутатом Верховного Совета, авторитетом, признанным на любых уровнях. В некий ненастный день крыша его дома стала протекать. И наш Семеныч (так его звали за глаза) только заявил об этом в домоуправление и больше никого не тревожил. Шли дни, в управлении не торопились, Семеныч о себе не напоминал. Тогда разгневанная жена подвинула Семенычу кровать под самую капель. Он лишь крякнул и ночью прикрылся старым дубленым кожухом времен Хорезмского ревтрибунала.

Я улыбаюсь этому воспоминанию, но без всякой тени иронии, только с грустным теплом о человеке, который нигде и никогда не повысил голоса, требуя заботы о своей персоне, не говорил о своих заслугах.

Так что же, возвращаться к рахметовским гвоздям и старым кожухам?