Похоже, ее это совсем не расстроило, потому что она всем эту плешь показывала. Заметьте, в ней было что-то от эксгибиционистки. После школы она устроилась на работу в кафе быстрого питания, где ей нужно было носить маленькую шапочку. Может, она и пошла туда работать только из-за того, что больше не хотела никому показывать плешь, а вместо этого стала давать нам понюхать руку. Было такое ощущение, как будто масло и уксус из всех рыбных ужинов фаст-фуд в этой забегаловке впитались в ее кожу. Я любила нюхать руку Сьюзан, но однажды, когда рядом никого не было, я не удержалась: нагнулась вперед и лизнула ее. Слегка. Мой язык, в общем-то, даже не коснулся кожи, а только прошелся взад-вперед по волоскам на ее руке. Было такое ощущение, что чувствуешь ртом каждую отдельную крупинку соли.
Сьюзан задержала руку, и готова поклясться, что когда я подняла на нее взгляд, то сквозь глаза заглянула прямо ей в душу. Душа была тоже лунная, с проплешинами, светлыми такими пятнами, которые ждали заполнения.
И хотя в тот день она отпустила мне лишний пакетик картошки-фри, я больше туда не хожу. А всем я сказала, что считаю фаст-фуд нездоровой пищей.
Заценка Домов
По субботам мы с семьей ходили осматривать дома, выставленные на продажу.
Это было такое хобби, не более того, потому что нам бы все равно не хватило денег ни на один из тех домов, которые мы смотрели. Когда мы выбирали дом, который нам особенно нравился, мы потом целую неделю обсуждали друг с другом, какую мебель куда ставить. У нас случались горячие споры по поводу того, в какой цвет красить каждую комнату, в которой из них будет моя спальня, где мама будет сидеть и читать по вечерам.
Иногда я наблюдала за родителями, как они, взявшись за руки, гуляют вокруг чьего-то дома, и знала, как это прекрасно — чувствовать себя защищенной.
Один дом из тех, что мы смотрели, был просто великолепен. Он почти пел, когда мы в него входили. Мама с папой открывали дверцы буфета на просторной кухне, садились на кресло у окна и тихо любовались закатом из спальни. Я спустилась вниз по лестнице, чтобы им не мешать и обнаружила комнату, в которую мы еще не заходили.
Там все было очень странно. Стены были буквально утыканы одинаковыми запертыми дверьми. Дверные коробки тоже были одинаково белые. Я открыла дверь наугад, и за ней оказались всего лишь обои. Я открыла другую, третью, но везде была одна только пустота. Мне пришлось очень долго искать нужную дверь, искать выход. И когда наконец я его нашла, то уже была вся в слезах.
На обратной дороге никто в машине не разговаривал. Входя в дом вслед за отцом, я заметила, как он, пока никто не видит, пнул ногой кухонный стол. Родители расстроились, что не могут себе позволить купить этот дом, но я была только рада. Еще долгое время я не могла без тайного ужаса открывать двери, но когда я рассказала об этом отцу, он мне не поверил.
Земные Кумиры
Одним из моих кумиров была Грейс Дарлинг. Она была дочерью смотрителя маяка. И это не просто потому, что у нее была проблема с волосами. По правде говоря, у нас с ней очень много общего, включая то, что нас растили не очень-то любящие матери. Страсть к Грейс впервые проснулась во мне, когда мы поехали на выходные в Бамберг. Каждый раз, как я гуляла вдоль моря, мне был виден Лонгстонский маяк, где она когда-то жила. Про себя я звала ее «моя Грейс», хотя, конечно же, она никогда со мной не играла.
Нет, никогда не забуду, как я ходила в музей Грейс Дарлинг и в первый раз слушала там ее историю. Меня поразило не то, что она рисковала жизнью, спасая всех этих людей, а то, насколько мы с ней были похожи. Долгое время я задавалась вопросом: может, это ее дух вселился в меня и заставил носить шаль поверх одежды, пока моя мать не стащила ее у меня как-то ночью и так и не отдала обратно, потому что, по ее словам, я выглядела в ней как дура.
И именно она, Грейс Дарлинг, помогла мне преодолеть этот кризис. Я вспомнила, как мать попыталась заставить ее доесть завтрак, в то время как она рвалась немедленно выйти в море. Напоследок мать ей сказала: «Ну, смотри, Грейс, если твой отец погибнет в море, то его пропущенная утренняя вахта будет на твоей совести».
Но даже несмотря на это, Грейс после возвращения не стала присваивать всю славу себе. Она даже получила от некоего доброжелателя кувшин, на котором была надпись: «Матери Грейс Дарлинг». Хотелось бы, чтобы и моя мама получила что-нибудь наподобие: «Матери Верити Белл».
По большому счету я так и не смогла совершить ни одного геройского поступка, во многом из-за собственной матери. Да вдобавок еще никто не нуждался в спасении за все время нашего пребывания в Бамберге.
Но то, что меня всегда любили и ставили в один ряд с сильными женщинами, — это правда.