Азбука любви

Меня словно током ударило. Я не могла поверить, что другим это тоже знакомо. От этого никуда невозможно деться. Как будто кто-то указывает на тебя в толпе и популярно тебе объясняет, что конкретно ты делаешь не так. Рано или поздно кто-нибудь вот точно так же заметит это и убедится в твоей абсолютной бесполезности. И наверняка случится это в тот самый момент, когда рот у тебя будет забит сырным сэндвичем и ты ничего не сможешь возразить.

Теперь мне стало спокойнее оттого, что это всего лишь такой психологический синдром. Уверена, что остальные чувствовали то же самое. В тот вечер все смотрели куда веселее, чем когда писали некрологи, хотя я заметила, что после лекции о профессиональном росте мы стали больше и охотнее говорить друг с другом о своих чувствах. Уж и не знаю, так ли все это замечательно, как кажется. Что, если однажды все пойдет не так, а спрятаться от проблем будет некуда?

См.: для Внутреннего Пользования, Здесь Становятся Счастливыми.

Испытание Болезнью

Ненавижу болеть.

На работе у всех бывают так называемые «дни под одеялом», но, думается, они просто никогда не встречали по-настоящему больных людей. Иначе они бы не валяли дурака.

Когда мама лежала в больнице, мы с папой навещали ее каждый день. Обычно после визита к ней мы с ним устраивались на пикник в маленьком садике недалеко от автостоянки. Постепенно для нас стало очень важным то обстоятельство, что всякий раз мы ели одно и то же. Бутерброды с сыром и ветчиной, яблоки и бутылка шипучки на двоих на запивку.

Отец просто сидел и тихо плакал. Слезы катились у него по щекам, и он даже не пытался их утирать. Иногда люди смотрели в его сторону, а потом сочувственно переводили взгляд на меня. Это меня смущало, потому что некоторое время спустя я перестала замечать папины слезы.

Обычно я не говорила с ним о чувствах и тому подобном. А все больше о конкретике. Сообщала, например, сколько в саду деревьев. Сколько стоит по отдельности все то, что мы едим. Я зачитывала вслух турнирные таблицы по футболу: все, вплоть до третьего дивизиона. Я читала ему программу на все каналы, даже на цифровые, которых у нас вообще никогда не было. Он только кивал, как будто слушал, но потом поворачивался ко мне и говорил что-нибудь вроде: «Твоя мама была такой красивой. Я никогда не понимал, что она во мне нашла. Даже сейчас, всякий раз, когда она выходит на порог, я боюсь, что она не захочет возвращаться. Она мне всегда казалась такой. Ты знаешь, я даже боялся до нее дотрагиваться. Боялся ее сломать и все такое».

Потом мы снова поднимались к ней в палату, и я все смотрела на маму и пыталась понять, что он в ней нашел. Мы не знали, сколько ей еще осталось, но медсестры говорили, что нужно пытаться ее ободрить. Я рассказывала ей кое-что из того, о чем только что говорила папе, и он снова кивал, как будто я была права. Как будто он помнил, о чем я говорила за едой. А потом он дотрагивался до ее руки, и я видела, что он до сих пор считает ее немыслимой драгоценностью. До сих пор боится ее потерять. Чем дольше она лежала в больнице, тем белее становилась, покуда цветом почти совсем не слилась с больничной койкой. Ее кожа была сухой и прозрачной, как листок бумаги. От ежедневных пикников на солнце мы с папой становились все темнее и темнее, пока однажды я не посмотрела на их руки рядом и мне не показалось, что мама уже умерла. По сравнению с рукой отца ее рука была как мраморное изваяние.

Когда отец потом, через некоторое время, снова начал ездить в больницу, это было похоже на злую шутку. Некоторые медсестры даже узнавали нас. Теперь я обычно сидела в саду одна, хотя время от времени со мной приезжала Салли. Один раз она потащила меня с собой на ланч. Мы ели картошку-фри, и у меня текли слезы. Как у папы. Тут подошел официант. «Все в порядке?» — спросил он. Думаю, он боялся, что я устрою сцену или что-нибудь вроде этого.

Салли была великолепна. Она смерила его взглядом, а потом сказала: «Нет. Не все в порядке. Эта ваша картошка очень сильно расстроила мою подругу. Разве не видите, что с ней творится?»

И мы рассмеялись. Я в первый раз засмеялась примерно за год, я вообще боялась, что забуду, как это делается. Но когда мы вернулись в больницу, нам сообщили, что мой папа умер, пока нас не было. Он просто сдался, так нам сказали. Но я была уверена, что он умер оттого, что сердце у него разбилось.

Вот потому-то я никогда и не притворяюсь больной ради того, чтобы лишний раз не выйти на работу. См.: У Кого Любовь Сильнее?

Источники Влияния

Что у моей матери получалось отлично, так это составлять списки. Она даже разговаривала по пунктам.

«И в-третьих», — как сейчас ее слышу. Даже в самый апогей очередного скандала она не забывала загибать пальцы, перечисляя те вещи, которые ее бесили.

В особенности она любила список людей, которые неподобающим образом на меня влияли. Я легко шла на поводу, вот в чем была моя беда.