Азбука мести

Пляж, базар, магазин, болтовня с Валей, секс на никелированной кровати — поиск наполнял однообразное существование смыслом. И хоть как-то развевал скуку. Однажды, выслушивая в очередной раз семейные побасенки, проглядывая старые альбомы, Валерий Иванович отметил, что Ирина Татарцева очень похожа на сестру. Он взял в руки фотографию, всмотрелся: две курносые блондиночки лет двадцати пяти на фоне поверженного рейхстага, волосы русые; глаза, наверное, серые; вздернутые носики, короткие стрижки, губки бантиком, гимнастерки, капитанские погоны.

Одну сестру легко принять за другую

— Похожи как, — сказал Круглов.

— Что ты, мама гораздо симпатичнее. А тетя Вера — хроменькая, — с женской непосредственностью выдала Валентина.

Что-то забрезжило в сознании, выискивая несоответствие. Наконец, озарило!

С особой гордостью Валентина показывала вырезку из «Правды» за июль 1943 года. Статья посвящалась торжественному митингу по поводу награждения правительственными наградами медицинского персонала госпиталя № 14-147. На одном из снимков высокая молодая женщина скромно усмехалась в объектив. На плечах капитанские погоны, в позе нарочитость, нога неловко вывернута. Под карточкой текст: доктор И.В. Татарцева.

Круглов впился взглядом в статью. Буквы выцвели, бумага пожелтела, потрепалась на сгибах. От пафосной героики слов слегка мутило.

«…не взирая на ранение, военврач Ирина Васильевна Татарцева мужественно закончила операцию…и пообещала: „Хотя враги сделали меня хромой, я буду служить до полной победы. Фронту нужны опытные врачи…“»

Валерий Иванович поднес старое фото ближе к глазам. Всмотрелся повнимательнее. Сестры Татарцевы слегка отличались ростом и фигурой. Барышня с изуродованной ногой была худее и выше, чем здоровая.

— Это — твоя родная тетка Вера? — проверяя себя, Круглов указал на хромую девушку.

— Да, — признала Валя.

— А это мама? — Круглов переместил палец левее.

Странно. Валя называла повзрослевшую хроменькую барышню тетей Верой, хотя центральная печать военной поры утверждала: имя докторши — Ирина.

— А что тетка давно умерла? — спросил Круглов.

— Жива. Ей сейчас 89 лет, а она все бегает, как молодая, — отмахнулась Валентина. — Оно и правильно. У человека денег куры не клюют, ей умирать не к спеху.

Круглов насторожился. Слово «деньги» магическим образом придавало его бессмысленному заданию смысл.

— Пусть живет сто лет. Тетка у меня добрая. Маме помогала и меня не забывает. Она — профессорша, в Киеве живет, как барыня.

— А твоя матушка, что ж в столицу не перебралась?

— Не знаю. Она даже в гости к тете Вере не ездила. Говорила, что не переносит родню тети Вериного мужа.

— Я вот иногда думаю, — вздохнул Круглов, — люди умирают, уносят с собой в могилу обиды, тайны, а потом никогда — хоть тресни — не удается узнать, что случилось на самом деле. Кто был прав, а кто виноват.

Валя пригорюнилась:

— Мне от мамы дневник остался. Только я его не осилила… — она припустила к книжному шкафу и извлекла из ряда томов общую тетрадь в клеенчатом переплете. — Там ни начала, ни конца, страниц многих нет, да и почерк не разборчивый…

Взбудораженный новым обстоятельством — личные записи Татарцевой — Круглов перелистал пару страниц. К вечеру, от украшенных дурацкими завитушками букв уже рябило в глазах. Но время и усилия были потрачены не зря. Круглов узнал тайну двух сестер.

Копии дневника, фотографий и газеты (сделанные, естественно в Херсоне, не в Голой Пристани) вместе с отчетом о работе он отправил на абонентский ящик одного из киевских почтовых отделений. Через неделю последовало приглашение в столицу. «Ты — молодец и заслужил награду. Приезжай. Я тебя встречу на вокзале. Есть интересное предложение. И не бойся, я свое слово держу всегда».

С момента их знакомства, Дмитрий н разу не обманул Круглова. Хотелось верить, что и в дальнейшем руководство будет продолжать в том же духе.

Осин Наши дни

— Расскажите-ка, деточка, подробнее о себе. Не приведи Господи, Витюша женится, надо же знать, достойны ли вы чести войти в семью Осиных. — Старуха влажным от умиления взором приласкала портрет тщедушного мужчины на стене. — Виктор Викторович, был очень разборчив в знакомствах.

Виктор еле сдержался. Манера бабушки поминать покойного деда невероятно раздражала его. Профессор медицины Виктор Викторович Осин скончался в далеком 1947 году, успев, тем ни менее, сложить суждения по любому вопросу на много лет вперед. «Дедушка считал…» — бабка плодила дежурные сентенции без счета и, прикрываясь именем покойника, «втюхивала» их родным и близким.

— Я сама из прекрасной семьи. Истинные интеллигенты обитают в провинции. Большие города развращают души. Вы, милочка, откуда родом?

— Из Чернигова.

— Кто ваш батюшка, простите? — продолжился допрос.

— Директор школы.

— А матушка?

— Учительница химии.

— Значит, вы одна в столице обитаете?

— Я не одна теперь, у меня есть Виктор.

— А до Виктора кто был?

Ольга покраснела. От неловкости или гнева, гадал Виктор. Бабка кого угодно вгонит в краску своей бесцеремонностью.

Накануне визита в Отрадное он подробно проинструктировал Ольгу.