Азбука моей жизни

Это было в Неаполе. Французский актер Жан-Пьер Омон смог благодаря своим связям получить для меня разрешение посетить французскую часть, в которой он служил. В своем джипе он примчался в отель «Парко» на день раньше, чем мы договаривались. От него исходил ужасный запах. Он объяснил: «Пришлось спать под танком рядом с мертвым сенегальцем. Ты уж меня прости». Мы нагрели воды, и в моей комнате он смог принять ванну, первую за несколько месяцев.

Жан-Пьер Омон был прекрасно воспитанным, образованным человеком, очень начитанным, сведущим буквально во всех областях. К тому же, что было редкостью, он обладал великолепным чувством юмора.

Едва рассвело, как мы тронулись в путь. Он — Козерог, я тоже. Так что мы знали, что делаем, по крайней мере, были уверены, что знаем. При нас была карта, однако через пару часов мы застряли в непролазной грязи. Как истинный француз, к тому же обогащенный солдатской мудростью, Омон сказал: «Бросим джип здесь».

Слышались звуки канонады. Чтобы достичь цели, мы должны были переправиться через реку. Перед нами простиралось огромное поле, над которым колыхались на ветру длинные белые ленты, привязанные к колышкам. Мы поняли: поле заминировано.

Теперь поясню, почему я вспомнила эту историю. Я сказала Омону: «Послушай, ты молод, вся жизнь у тебя впереди. Я пойду первой, а ты за мной, след в след, так мы, может быть, перейдем это поле. И если мне суждено взлететь на воздух, это случится раньше, чем ты наступишь на эту проклятую мину».

Конечно, он не согласился на мое предложение. «Я пойду первым, а ты за мной!» — кричал он. На ничейной земле между нами возникла свара. Омон отчаянно жестикулировал, чтобы придать большую убедительность своим словам. Если бы кто-нибудь увидел нас в тот момент! Немка и француз в Италии обсуждают вопрос, кто первым должен взлететь на воздух. Комическая сцена!

Диспут выиграл Омон. Мы благополучно пересекли минное поле, а потом по камешкам перебрались на другой берег реки. Звуки канонады усиливались. Несмотря на карту, мы не имели представления, где находимся. Мы уже были на последнем дыхании, и нам не оставалось ничего другого, как только ждать.

Стемнело. Вскоре послышался шум мотора. «Встань за мной», — шепнула я Омону. За поворотом дороги показалась машина. И вот наконец мы смогли рассмотреть на джипе американские опознавательные знаки. Мы стали махать руками. Джип остановился. Двое солдат с подозрением смотрели на нас. «Кто вы, медицинская сестра?» — спросил один, обращаясь прямо ко мне. Я ответила: «Я — Марлен Дитрих, мы заблудились и не знаем, где находимся. Не могли бы вы подсказать, как вернуться в Неаполь?» Солдат за рулем сказал: «Если вы Марлен Дитрих, то я — генерал Эйзенхауэр. Садитесь».

Мы вернулись в Неаполь. Жан-Поль пошел в свою часть, так и не взяв меня с собой.

Мы никогда не говорили об этом происшествии и, наверно, вдоволь бы посмеялись, вспоминая наш поход. Омон — прежде всего человек. Очень хотелось бы, чтобы сегодняшние актеры были похожи на него, хотя я продолжаю считать, что актерская профессия не для мужчин. Однако Омон сумел доказать, что это хорошая профессия, особенно теперь, когда с нами нет ни Рэмю, ни Габена.

Во время войны мне удалось встретить Габена. Это случилось зимой 1944 года. Мы как раз были в Бастони, когда поползли слухи, что южнее нас располагаются французы. Их 2-й танковый корпус должен был укрепить фронт. Я чувствовала, что Габен находится где-то рядом, и выпросила у нашего сержанта его джип.

Уже стемнело, и вдруг я увидела танки, стоящие на лугу. Я начала бегать от танка к танку, пытаясь обнаружить седую шевелюру. Танкисты сидели на броне своих машин, глядя в надвигающуюся темноту. Они были совсем молодыми. Я громко позвала Габена. Фигура на стоящем вблизи танке шевельнулась и повернулась ко мне. «Черт побери!» — заорал знакомый голос. Габен спрыгнул с танка и сгреб меня в объятия. Едва я пришла в себя, как раздался звук трубы. Габен вновь прыгнул в танк, и вскоре ничего уже не осталось, кроме тучи пыли и рокота мотора. Его больше не было со мной.

Кроме Жан-Пьера Омона и Габена мне не довелось встретить на фронте других актеров. Несколько американцев призывались на военную службу, и, поскольку их сразу произвели в офицеры, они не знали всех тягот военной жизни. Однако большинство актеров предпочли воспользоваться броней. В то время мы часто спрашивали друг друга: «Что же они будут рассказывать своим сыновьям, когда война закончится?»

Незадолго до конца войны мы пережили ужасную зиму в Арденнах.

Мы спали в сарае. Кто-то будит меня, трясет за плечо. Слышатся громкие голоса: «Там — 88-я». Что это такое — не знаю, поняла только одно: что-то произошло. «88-я близко. Скорее уезжайте!»

Мы выскочили из спальных мешков и готовы были бежать. Все кричали нам, что мы должны бежать. Но куда? Джип мчится. Наши каски звякают, мы несемся неведомо куда. Что там случилось? Кто прорвал нашу линию обороны? Фронт 1-й армии был сильным. Едем на Реймс! «Реймс? — переспрашиваю я. — Но ведь он далеко в тылу». — «Тебе что, специальные объяснения нужны? Едем».