Азеф

- Тогда, - проговорил Бурцев, - я сообщу. Совсем недавно, за неделю до моего последнего заявления партии, я узнал, что заграницей находится бывший директор департамента полиции Лопухин, которого, я знаю, как противника революционеров, но честного человека, и который, как известно, именно поэтому, впал в немилость у правительства. Я был внутренне убежден, что если освещу Лопухину двойную работу Азефа, то он сам поразится услышанным, ибо знает Азефа только, как агента полиции, а не как революционера и, поразившись, как честный человек выдаст мне этого изувера, этого дьявола рода человеческого. Я ловил Лопухина. Узнал, что 25 числа он будет в Кельне на пути в Берлин, откуда поедет в Россию. Я поехал в Кельн ждать его.

Я узнал его в зале 1-го класса, видел, как он прошел в вагон. Я шел за ним. Сел умышленно в другое купе, не желая встречаться, пока не тронется поезд. Я тщательно следил и знал, что я "без хвостов". Когда поезд тронулся, я как бы случайно вошел в купе Лопухина. Он был один и читал "Франкфуртер Цейтунг".

Мы поздоровались, заговорили, беседа началась совершенно обыденно, я не старался брать быка за рога, но сказав, что провалы последних дел партии с. р. объясняются тем, что во главе Б. О. стоит провокатор, почувствовал, что почва создана и обратился к нему так: - Алексей Александрович, позвольте рассказать вам всё, что я знаю об этом провокаторе и о его деятельности, как среди революционеров, так и охранников.

Он согласился. Я начал рассказ. Знаю, что я шел ва банк, рассказывая бывшему директору департамента полиции о карьере революционера Азефа, знаю, сорвись мое дело и господа Чернов и Савинков не поцеремонятся со мной. Но моя вера поставила на карту мою жизнь. Я рассказал детально, как Азеф убивал Плеве, как убивал Сергея, как ставил акт на Дубасова, как подготовлял убийство царя И в то же время посылал на виселицу революционеров, отдавая их Герасимову. Лицо Лопухина было передо мной, чем дальше я рассказывал, тем явственней видел, что Лопухин изумлен, подавлен, не хочет верить, что он знает этого охранника.

Когда я заговорил о цареубийстве, Лопухин побледнел, но он уж не мог скрыть волнения и не верить сообщаемым мной фактам, о которых знал с другой стороны баррикады. Лопухин был потрясен, по моему, именно тем, что если не непосредственно, то всё же и он принимал участие в работе Азефа. И тут, после шестичасового разговора, я сказал: - Будучи директором департамента, вы не могли не знать этого провокатора, он известен, как "Раскин", я окончательно разоблачил его, разрешите мне сказать, кто скрывается под этим псевдонимом. Я готов был назвать Азефа, как вдруг взволнованный Лопухин сказал: - Никакого Раскина я не знаю, я знаю инженера Евно Азефа...

Бросив председательское место, Лопатин тяжелыми шагами подошел к Бурцеву и положил ему руки на плечи:

- Львович, дайте честное слово, что вы это слышали от Лопухина! - Но тут же обернулся, безнадежно махнув рукой. - Да что тут, дело ясное! - в глазах старого революционера стояли слезы.

Вскочили представители обвинения, вскочили с мест судьи, произошло замешательство.

- Вы выдали Азефа! - кричал Чернов. - Вы подсказали его Лопухину!

- Азеф выше обвинений Лопухина! - жестикулировал Натансон.

- Герман Александрович, - подошел к Лопатину Савинков, - это невозможно, вы верите Лопухину?

- Конечно. На основании таких улик убивают. Савинков был, как пьяный, болела передняя часть головы, он бормотал: - невозможно.

- Так, как же вы объясняете роль Лопухина?

- Лопухин и Азеф. Я верю Азефу.

- Почему? Лопухин не заинтересован.

- Я верю, что Азеф невиновен.

- Петр Алексеевич, но ведь это же полицейская интрига! Лопухин набрасывает тень на Азефа! - кричал Чернов, наседая на Кропоткина.

- Что же? Вера Николаевна тоже верила Дегаеву, - проговорил Кропоткин, снимая с себя руку Чернова. Лопатин громко сказал:

- Объявляю сегодняшнее заседание суда закрытым.

3

Вечером Савинков стоял у парапета Моста Инвалидов. Он думал в темноте о суде, об Азефе и о герое романа. "Если клевета и заблуждения Бурцева окажутся правдой? Неужели Азеф равен герою, плюнувшему в лицо человечества? Ложь". Но страшные, смутные ощущения наполняли душу. "Невероятно. Ложь. Бурцев заплатит дорого за это. Его уже едет убить Карпович".

Сена стояла мутная, в красно-зеленых отраженьях огней. Под мостом, сжавшись, скрипели баржи. Савинков ощутил запах яблоков. Нагнувшись, увидел баржи груженые яблоками. Постояв, он тихо пошел через мост - к Бурцеву.

4

В дверях квартиры Бурцева Савинков столкнулся с Бэлой, одетой в пестрое манто, остаток петербургской конспирации террора.

- Вы тоже сюда? - странно проговорила Бэла.

- Здравствуйте, Бэла, как вы бледны, вы нездоровы?

- А разве вы здоровы?

Не простившись, не здороваясь, Бэла зашелестела пестрым, дорогим манто, не шедшим к ее некрасивой фигуре.