Азеф

- Владимир Львович, невозможно, - засмеялся Савинков, - вы больны шпиономанией, больны! Маниакальные, навязчивые идеи! И всё сходится как в аптеке! Сверхъестественно и феноменально! Но поверить хитросплетению, не обижайтесь, никак не могу.

- Да я и не обижаюсь. Я же знаю, что если меня Карпович и Бэла не убьют до окончания суда, вы решительно во все поверите. Даже, пожалуй, Чернову и то придется поверить, хотя он этого, ух, как сильно не хочет!

- Если суд вас оправдает, мы пойдем на конфликт с судом, - вставая проговорил Савинков, - вы понимаете, что это не укладывается в голове. По-ни-ма-е-те? - сказал он, указывая на лоб пальцем. - А если это будет правдой, то надо понять и то, что все провокаторы взятые вместе не нанесли бы такого удара террору, какой наносите вы, террорист Бурцев. Ведь вы же сами сторонник террора?

Бурцев сделал вид, что не расслышал этой фразы и вставая сказал:

- Тогда б и суда не нужно. Только вот что, Борис Викторович, когда увидитесь с Азефом, так уж, простите за напоминание, о Лопухине ни слова.

- Мы дали слово суду.

- Ах, знаете, дружба великая вещь, - улыбнулся

Бурцев. - Прощайте. А мучаетесь вы душевно, Борис Викторович? Ох, еще как помучаетесь, когда узнаете с кем людей убивали.

- А это мы увидим, - сказал, выходя, Савинков.

5

В этот день на парижских извозчиках ехало много разнообразных людей. Но едва ли был более встревоженный и беспокоящийся седок, чем тучный господин в легком песочном пальто и светлой шляпе.

Извозчик вез его в узком кабриолете на рю де ля Фонтен с средней скоростью, сдерживая кабриолет на углах, где неслись потоки встречных экипажей.

Уж вечерело. Сеял дождь. Господин в песочном пальто и светлой шляпе волновался не потому, что был без зонта и светлая шляпа от дождя могла испортиться. Господин просто боялся, что вот сейчас, на рю де ля Фонтен, в квартире "Мальмберг", он будет убит.

"Аргунов мог дать телеграмму, разоблаченье может быть с минуты на минуту". Азефа передернула судорога. Он всматривался в номера домов.

- Иси, иси, - забормотал он и, остановив извозчика, слез.

Он перешел на обратную дому Савинкова сторону. И шел походкой вора, идущего на дело. Он кутался в тени домов, подъездов. Не доходя остановился. Отсюда видел: - окна квартиры Савинкова освещены, за ними мелькают человеческие тени. "Собрание. Может кончено?" Тени в окнах замелькали толпой. Отхлынули. Окна стали чисты и светлы. "Уходят". Азеф почти отбежал к следующему подъезду.

Он видел, как выходили. Узнал всех. "Боевики". Сердце захолонуло и упало. Вот - Савинков с непокрытой лысоватой головой, в одном пиджаке, провожает. Прощается с двумя женщинами - Рашель и Бэла. За ними - Вноровский, Слетов, Зензинов, Моисеенко. Услыхать хоть бы самое короткое слово. Он видел, как помахал рукой Савинков, повернулся и пошел в дом.

"Ерунда", - мотнул бычьей головой Азеф и наискось стал переходить улицу.

6

И все же сердце билось не оттого, что была крута лестница. Азеф поднимался тяжело, останавливался в пролетах поворотов.

В кабинете был зеленоватый полусумрак от стоявшей на письменном столе лампы. Азеф вошел за Савинковым усталой походкой. Лицо словно налилось водянистым жиром. И яркие, вывороченные губы казались краснее обычного. По лицу, походке Савинков увидал в нем волнение. Азеф сел возле стола, от абажура толстое лицо стало зеленым.

- Расскажи подробно обо всей этой гадости, - пробормотал он. - Как это меня измучило и разбило.

- Страшен чорт, Иван, да милостив Бог. Конечно неприятно, но сейчас у меня были боевики, для всех ясно, что Бурцеву при обвинении его судом, ничего не остается, как пустить себе пулю в лоб. Он даже сам так сказал Бэле.

- Так сказал? - скороговоркой проговорил Азеф.

- Да. Главный его козырь - охранник Бакай, бежавший из Сибири; он был сослан за связь с Бурцевым.

- Я ему давал деньги на побег, - пробормотал Азеф.

- Бурцев говорил, что ты приходил вместо Чернова. Он тебя и тут обвиняет, маньяк. Говорит, что департамент по твоему распоряжению дал телеграмму об аресте Бакая в Тюмени и будто только совершенно случайно Бакай бежал.

- Какая чепуха, - прохохотал Азеф. - Ну, а дальше?

Савинков рассказывал о суде.

- А что это за "сенсация"?

- Какая сенсация? Ах да, Бурцев называет это "сенсацией".

- Что это такое?

- Я не вправе это сказать, Иван.

- Почему? Ты дал слово?

- Дал.

-Жаль, - проговорил Азеф. Савинкову показалось, что Азеф побледнел, но свет был зелен, разобрать было трудно. - Опять какой-нибудь Бакай?

- Чиновник полиции.

- Высший?

- Довольно.

Азеф смотрел на Савинкова в упор.

- Неужели же ты мне не скажешь, Борис? Лопухин? - делая улыбку, сказал Азеф.

- Может быть, Лопухин. Я дал слово, Иван. Я тебе ничего не говорил.

Азеф отвел глаза, вздохнул животом, после молчания проговорил быстрым, гнусавым рокотом:

- Так ты говоришь, Кропоткин подозревает двойную игру с моей стороны?

- Да.

Азеф помолчал, ухмыляясь. И вдруг рассмеялся резко, звонко, на всю комнату.