Азеф

- Разрешат богатые господа?

Азеф только ухмыльнулся липкой мясистостью губ. И пестрым гомоном, визгом, криком наполнился кабинет. Испитой старичок с хризантемистой головой стучал маленькими, желтыми руками по клавишам пианино. Цыганка спросила имена. Под два удара сверкнув глазами, повела:

"Ax, все ли вы в добром здоровьи". В оранжевом свете многих канделябр, как на елку в Рождество, грянули цыгане старое величанье обращаясь к Савинкову.

....... вина полились рекой.

К нам приехал, наш родимый, Пал Иваныч дорогой!"

- Ииэх! Ииах! Ииэх! - трепет, дребезг ног по отдельному кабинету заглушил смех Савинкова. Он пил поднесенный цыганкой бокал. Пели цыганки, ныли гитары настоящими полевыми песнями. До рассветного, петербургского мглистого утра ходил коротенький, ожиревший в отдельных кабинетах цыган легкой пляской, в такт дрожавшей костлявой цыганке-подростку звенели бубенчики гитар, трепыхались разноцветные ленты.

- Здорово, Борис, а!? жизнь!! - говорил хмелевший Азеф.

- Да, хоть коротка, Иван, да жизнь!!

Выходя в синеве рассвета из ресторана, Савинков с удовольствием глотнул сырой воздух. Швейцар посмотрел на него пристально. Когда за ним пошел грузный Азеф, чуть заметная улыбка скользнула по лицу переодетого швейцаром филера.

5

Если б знать, откуда заносится удар? Тогда просто его отвести и отомстить ответным ударом. Но сколько на свете случайных и, казалось бы, не возможнейших гиблей.

Ну, кто б предположил, что в тот хилый петербургский день, когда Азеф на конспиративной квартире генерала Герасимова получал 10 тысяч за план его, генерала, карьеры, именно в этот день в редакцию журнала "Былое" к маленькому, узенькому с седенькой головой редактору Бурцеву вошел курчавоголовый брюнет в значительно более темных, чем у Бурцева, очках

- Простите, чем могу служить?

Вошедшему лет 28. Одет, как богатый петербуржец. Среднего роста. Ничего необыкновенного. Но какое-то движение воздуха, флюида какая-то изошла, отчего приоткрыл рот, выставив два передних зуба, Бурцев.

- Я по личному делу, я вас очень хорошо знаю, Владимир Львович, произнесли черные очки, при этом полезли в бумажник, вынув фотографию.

- Вот это вы, Владимир Львович, снимок я взял в департаменте полиции.

- В де-пар-та-мен-те? - удивленно проговорил Бурцев, еще больше выставляя зубы.

- Я чиновник особых поручений при охранном отделении. Но по убеждению я эс-эр.

Голова Бурцева наполнилась роем подозрений. Никакой уж флюиды уловить он не мог.

- Позвольте, зачем же вы пришли?

- Я был революционером. Случайно попал в охранное. Теперь пришел снова быть полезным революционному движению. Вы занимаетесь вопросами, так сказать, гигиенического характера, выяснением провокации? Так? Вопрос это трудный, я его понимаю гораздо лучше, чем вы и хочу быть вам полезен.

Четыре глаза скрестились.

- Тут есть неувязка, - сказал Бурцев. - Вы становитесь революционером, оставаясь на службе в охранном или уходите оттуда, становясь революционером?

- Я именно остаюсь в охранном.

Бурцев сидел распаленный тысячью возможностей, если гость честен и тысячью скверных мыслей, если гость провокатор. Он решил пробовать.

- Ваше имя отчество?

- Михаил Ефимович.

- Прекрасно, Михаил Ефимович, - произнес Бурцев, смотря в сторону, - так что же, может быть, начнем немедленно?

- Извольте-с.

Бурцев подвинулся пискнувшим стулом к столу.

- Меня интересует, - проговорил, снимая очки и протирая глаза малокровными, старческими пальцами Бурцев, - вопрос провокации у эс-эров. Она существует.

Собеседник кивнул курчавой головой.

- Вы разрешите закурить? Бурцев чиркнул спичку.

- Покорнейше благодарю.

- Но где она, вот как вы думаете? Желая оказать революционному движению услугу начнем именно с этого. Как чиновник охранного вы, конечно, знаете, что боевая организация в параличе.

- Знаю, да. Но тут, - дымчатые очки задумались. "Провокатор", - подумал Бурцев, - "пришел поймать, завлечь, предать".

- Видите ли, провокация там есть, как везде, но боюсь, позвольте, позвольте, агентуру ведет лично генерал...

- Не скажете ли какой?

- Скажу, конечно: - Герасимов. Позвольте, вспоминаю даже псевдоним агентуры, кличку, по моему она - "Раскин". Да, да - "Раскин".

В дверь раздался стук. В светлом пальто, в панаме, на тулье с светло-красной лентой, вошел В. М. Чернов.

- Одну минуту, Виктор Михайлович, - недовольно проговорил Бурцев. - Я занят, подождите, пожалуйста, в соседней комнате.

Обернувшись к собеседнику, Бурцев тихо сказал:

- На сегодня давайте кончим. Дайте адрес.

- Главный почтамт. Михайловскому.

- Прекрасно.

И Бурцев проводил чиновника особых поручений департамента полиции Бакая до выхода.

6

У Владимира Львовича Бурцева вся жизнь с некоторых пор превратилась в нюх. Поэтому он ходил нервно, словно что-то ища. На следующий день после посещения его Бакаем, идя по Английской набережной среди оживленных маем людей, Бурцев был необычайно взволнован. "Раскин", - повторял он. - Центральная провокатура. Раскин. Натансон? Савинков? Тютчев? Гоц? Ракитников? Чернов? Раскин. Но кто же он?