Азенкур

Полторы тысячи судов готовились переправлять через Ла-Манш двенадцать тысяч солдат и как минимум вдвое больше лошадей. Кроме англичан, составлявших основную массу войска, среди солдат были валлийцы и несколько десятков воинов из принадлежащей Генриху Аквитании. Хук с трудом представлял себе огромное число – двенадцать тысяч! – однако отец Кристофер, стоявший у борта «Цапли» в кольчуге и с мечом на поясе, повторил предостережение, высказанное им у харчевни перед стычкой с сэром Мартином.

– Французы могут собрать войско втрое многочисленнее нашего, – задумчиво сказал он, облокотившись на поручень. – И даже больше. Если дело дойдет до битв, нам пригодятся твои стрелы.

– Французы не станут с нами сражаться, – вставил кто-то из латников сэра Джона, услыхав слова отца Кристофера.

– Да, биться с нами они не любят, – согласился священник. – Не то что в старое доброе время.

Молодой круглолицый латник усмехнулся:

– Креси и Пуатье?

– Хорошо бы! – завистливо прищурился отец Кристофер. – Представляешь, оказаться под Пуатье! Взять в плен французского короля! В этот раз такого не дождешься…

– Почему, святой отец? – спросил Ник.

– Они уже знают наших стрелков, Хук. И держатся от нас подальше. Сидят по городам да крепостям и ждут, пока нам не надоест. Проскачи через всю Францию хоть десяток раз – они не выйдут на бой. А если нам не проникнуть в их крепости, что толку скакать по всей Франции?

– Тогда почему у них нет лучников? – спросил Ник.

Однако ответ явился сам собой. Ответом был он сам, Николас Хук, чье превращение в лучника заняло десять лет. Первый лук отец вручил ему в семилетнем возрасте, наказав упражняться ежедневно, и до самой смерти отца луки становились год от года длиннее и туже, и мальчишка Ник узнавал, как сгибать лук всем телом, не только руками.

– Да навались же ты на лук, недотепа! – ворчал отец, каждый раз огревая его по спине тяжелым цевьем, и Ник учился натягивать тетиву и становился все сильнее.

После смерти отца он начал упражняться с его тяжелым луком, пуская стрелу за стрелой в мишени на церковном поле. Наконечники он точил о столб у кладбищенских ворот, так что от постоянного трения в камне образовались борозды. В стрелы Ник вкладывал всю накопленную ненависть и часто упражнялся дотемна, пока глаз не переставал различать цель.

– Не цепляйся за тетиву, – вновь и вновь повторял ему кузнец Пирс, и Хук научился отпускать тетиву так, чтобы она легко скользила по пальцам, затвердевшим от постоянных усилий.

Год за годом он только и делал, что натягивал и отпускал тетиву, и мышцы на груди, спине и руках делались крепкими и мощными. Однако набрать силу было проще, чем научиться другому качеству, необходимому для лучника: умению целиться не глядя.

Когда натягиваешь тетиву до щеки и смотришь вдоль стрелы на цель – выстрел получается не в полную силу. Так Ник стрелял в детстве. А если стрела должна прошить латный доспех, то ей нужна вся сила тисового цевья, и, значит, тетиву надо тянуть до уха. Однако тогда стрелу скашивает; надо годами учиться направлять стрелу к цели одним чутьем. Хук, как и любой лучник, не мог объяснить, как он целится. Он знал лишь то, что, натягивая тетиву, он смотрит на мишень и попадает в нее не потому, что выровнял по одной линии мишень, глаз и стрелу, а потому, что захотел попасть в цель. Вот почему лучников во Франции было не больше сотни, да и те не воины, а охотники: никого из французов годами не учили ощущать тисовое древко и пеньковый шнур так, будто они часть тебя.

Севернее «Цапли», где-то в скопище причаленных судов, загорелся корабль, в летнее небо полетели клубы густого дыма. Тут же разнесся слух, будто против короля замышляли мятеж и бунтовщики собирались сжечь флот. Отец Кристофер коротко заметил, что бунтовщики – сплошь лорды – уже убиты. Обезглавлены, уточнил он. Пожар на судне отец Кристофер объявил случайностью.

– «Цаплю» точно не подожгут, – уверил он лучников.

На нее и вправду никто не покусился.

Там же, севернее «Цапли», стояла «Владычица Фалмута», на которую грузили коней: сначала их вплавь подгоняли к борту, а затем вытягивали наверх на кожаных ремнях. С конских шкур стекала вода, ноги болтались в воздухе, глаза бешено вращались от страха. В воде плавали люди, проворно накидывающие ремни на коней, которых потом опускали в трюм с приготовленными стойлами. Среди лошадей Хук узнал своего вороного мерина по кличке Резвый и пегую кобылку Мелисанды, Делл. Там же, поднимаемый на ремнях, буйно поводил глазами Люцифер – огромный вороной жеребец сэра Джона.