Читаем Азиат полностью

— Договоримся с Лидией Ивановной и на недельку махнем с тобой по первопутку в Мензелинск или в Покровку, к нашим… Я ведь очень люблю зимнюю дорогу, езду на лошадях. — И совсем мечтательно заключил: — Поскрипывает снег под полозьями, заливается колокольчик под дугой. Лошади стелятся, храпят. Санки уже не катятся, а, чудится, летят в воздухе. Совсем пушкинская дорога!

— Так и поверила!

— Честное слово, Анюта.

Герасиму, действительно, захотелось в Покровку. Но он знал, что никогда не сможет освободиться от бесконечных дел и забот по комитету. Теперь это его жизнь. Не будь ее, такой хлопотливой, ответственной и вместе с тем опасной, не будет и его самого.

Герасим вдруг засобирался, накинул на плечи пальто.

— Куда опять? — недоуменно спросила Анюта.

— Прогуляться. Надо же подышать воздухом.

Выходя, он услышал:

— Только не задерживайся…

Он пошел в сторону Сафроновской слободы. Там жили железнодорожники и речники. Этот район города был хорошо знаком ему.

Мишенев шел спорым шагом и наслаждался запахами увядающей осени, долетавшими сюда с заречного приволья. Его не оставляли мысли, изложенные в прокламации.

«Да, наша сила в сознательности рабочих. Но теперь мало возмущаться и ненавидеть дикий произвол, надо уметь подкрепить эту силу организованностью рабочих. Об этом говорил Ленин и терпеливо внушал: только организованность и сознательность масс приведет к победе. Вздыбилась вся рабочая Россия. И важно, очень важно направить эту силу на борьбу против самодержавия!.. Уже завтра прокламации появятся в паровозном депо и железнодорожных мастерских, на пристани и чаеразвеске, а потом на заводах Катав-Ивановска, Усть-Катава, Миньяра, Юрюзани, Златоуста, Белорецка…»

Мишенев вышел на крутой склон. Где-то там, за горизонтом, лежала Покровка — неприметная деревенька: он знал, что и туда уже дошла брошюра Ленина «К деревенской бедноте» и его земляки-крестьяне читают ее и толкуют между собой. Послушать бы их!

Ветер, поднимавшийся снизу от реки, раскидывал полы пальто, вихрил волосы. Он словно бы наливал свежей силой мускулы. Герасим стоял на крутизне, обдумывал ответ на запрос обеспокоенной Надежды Константиновны. Он будто слышал ее живой голос, спрашивающий о жизни, здоровье, делах. Что ж, дела идут хорошо, жизнью доволен, ну, а здоровье, надо бы лучше, да взаймы его не возьмешь.

Переступив порог дома, Герасим скинул пальто и довольно потер руки.

— Надышался вдоволь воздухом. Теперь можно и за дело приниматься, — весело проговорил он, поблескивая глазами, — порадую Надежду Константиновну, что товарищи во всем поддерживают Владимира Ильича…

Перед самым отъездом на заводы Мишенев получил снова два письма Крупской. Они встревожили его. Партийное меньшинство, пользуясь своим перевесом в Заграничной лиге, попыталось пересмотреть постановление Второго съезда партии.

Надежда Константиновна сообщала: Плеханов испугался скандала, заговорил о мире с раскольниками. Ленин вынужден был выйти из редакции «Искры». Плеханов добивается кооптации ее прежнего, досъездовского состава.

«Вместо единства и сплоченности, — размышлял Герасим, — раздоры, грызня». Он представил, как должно быть тяжело Владимиру Ильичу. Ведь примиренчество Плеханова, по существу, измена. Выходит, мартовцы продолжают атаку. Нет, мириться с этим нельзя! Надо разоблачать меньшевиков!..

Герасим сразу написал Надежде Константиновне:

«Поражен полученным от Вас известием. Не понимаю в такой же, если не в большей степени Плеханова. На угрозы подобного характера отвечают представители партии не переговорами. Когда дело заходит так далеко, то лучше всего разрыв, чем соглашение, ибо последнее неминуемо кончается в конце концов первым»…

Вспомнилось поведение Ленина на съезде, его стремление найти пути сближения, терпеливое разъяснение ошибок Мартова. Ленину хотелось объединить усилия, а не распылять и не ослаблять силы партии. Видимо, лопнуло терпение, и Владимир Ильич не мог больше мириться с нарушением партийной дисциплины, вышел из редакции. А Плеханов? Как он мог так быстро изменить исповедуемым на съезде убеждениям!

Герасим торопливо писал:

«…Что-то теперь скажет нам ЦК? От него теперь требуется твердая и уверенная рука, которая не убоялась бы ответственности и, не обращая внимания ни на что, шла своей дорогой. Таким ли окажется наш ЦК? Не знаю. В последнее время и у него образовалось два течения»…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии