Азиатская европеизация. История Российского государства. Царь Петр Алексеевич

Поэтому выходить в открытое море русские предпочитали очень большими группами кораблей, на которые шведы не осмелились бы напасть. Так, перевозя весной 1713 года десант в Финляндию, Петр собрал целую армаду из 95 военных галер и 110 транспортных судов. В шведской же эскадре, действовавшей против русских, насчитывалось всего три десятка кораблей.

Однако летом 1714 года возникла ситуация, когда морское сражение стало неизбежно. Нужно было доставить провиант и подкрепления армии, находившейся в Або. Как обычно, для этой цели в плавание отправилась огромная русская эскадра из сотни кораблей под командой генерал-адмирала Апраксина. Сам царь тоже был здесь под флагом «шаутбенахта Петра Михайлова». Но близ полуострова Гангут фарватер преградил шведский вице-адмирал Ваттранг. У него было недостаточно сил для нападения, но более чем довольно для обороны. Источники оценивают размер шведской эскадры по-разному. Сам Ваттранг в своем судовом журнале перечисляет 20 боевых кораблей – в основном небольших, но это был закаленный, превосходно обученный флот, выстроенный в боевой порядок. Нападать на него было страшно, однако и отступить нельзя – это поставило бы русские войска в безвыходное положение, им пришлось бы уходить из Финляндии.

Петр придумал построить волок через перешеек полуострова и перетащить более легкие корабли на руках. Узнав об этом от местных крестьян, Виттранг отрядил контр-адмирала Эреншельда с частью судов блокировать проблемный участок, а сам с основными силами остался на месте. Разделение и так небольшой вражеской эскадры, а главное штиль, лишивший шведов подвижности, побудили Петра и Апраксина к действию – момент действительно был очень удачный.

Сражение при Гангуте. Гравюра М. Бакуа

27 июля 1714 года русский флот принял участие в настоящем морском сражении – первом в своей истории. Гребные суда, не зависевшие от ветра, обошли основную шведскую эскадру почти без потерь. «Господствовал мертвый штиль, а малый ветерок, который дул, был с севера. К нашему величайшему огорчению, эта масса галер прошла мимо нас… Лишь одна галера была прострелена нами и попалась нам в добычу», – пишет шведский флагман. Зато русским «попалась в добычу» вся эскадра Эреншельда: 18-пушечный фрегат и шесть судов меньшего размера. Передовым отрядом командовал «шаутбенахт Михайлов», который, конечно, не мог упустить случая лично поучаствовать в морском бою. Неприятеля взяли на абордаж. Раненый Эреншельд попал в плен.

Победа при Гангуте не означала, что русский флот уже достиг зрелости. Успех был обеспечен огромным преимуществом, да и действовали петровские галеры попросту, без маневрирования и артиллерийской дуэли – воспользовались благоприятными погодными условиями. Осенью того же года, столкнувшись с менее ласковой погодой, генерал-адмирал Апраксин понес от нее куда худший урон, чем от шведов: во время бури утонуло 16 кораблей и несколько сотен моряков.

Все же гангутская виктория означала, что теперь у шведов нет преимущества и на море. Любимое детище Петра город Санкт-Петербург наконец мог чувствовать себя в безопасности.

Это было тем более важно, что незадолго перед тем царь совершил деяние, не имевшее прецедентов в отечественной истории: перенес в юный город столицу. Начиная с 1712 года, когда Россия более или менее оправилась после Прутского потрясения и ослабел накал шведской войны, царь впервые за долгие годы всерьез занялся делами мирными: переустройством государства, гражданскими реформами и строительством. По его собственному выражению, он кроме шпаги взялся и за перо.

Главным из невоенных расходов стало форсированное обустройство невского города. С этого времени туда начинают массово присылать рабочих (в 1712 году – сорок тысяч человек), свозить всевозможные строительные материалы, а области страны облагаются специальным побором на Петербург.

Петр давно уже стремился проводить в любимом городе как можно больше времени, но теперь он делает Санкт-Петербург своей постоянной резиденцией. Официального манифеста о новом статусе города не публиковалось, но считается, что не позднее 1713 года, когда на Неву перебрались двор, основные правительственные учреждения и иностранные посольства, петровский «парадиз» сделался столицей.