Азиатская европеизация. История Российского государства. Царь Петр Алексеевич

Союзники постоянно друг друга подозревали в двоедушии и непрестанно ссорились. Подготовка тянулась и тянулась. Английский адмирал Норрис то обещал содействие, то начинал вести себя уклончиво. В августе объединенный флот из семидесяти вымпелов под командованием Петра, очень гордого такой честью, даже сплавал к шведским берегам, пострелял там из пушек и вернулся обратно. Еще не все войска, предназначенные для десанта, прибыли на место.

В сентябре наконец все вроде бы было готово. И тут произошло нечто странное. Петр, так истово всех подгонявший, вдруг утратил боевой пыл. «Ничто, казалось, не препятствовало теперь высадке в Сканию, – пишет фон Бассевич. – Столько собранных вместе морских и сухопутных сил ручались за успех, и Дания настоятельно требовала ее; но царь, прежде сам так горячо торопивший эту экспедицию, теперь вдруг уклоняется от нее и под предлогами довольно слабыми откладывает все дело до будущего года. Пламенное желание укротить упрямого героя Швеции как бы остывает в нем». Опять – как перед первой Нарвой и дважды при Гродно – Петр не захотел лично биться с Карлом. Казалось бы, полтавскому победителю можно было так уж не осторожничать, но после Полтавы случился Прут, и Петр очень хорошо запомнил тот горький урок: как можно разом лишиться всего, чего достиг. К тому же, пока союзники бранились и рядились, Карл успел укрепить берега и поставить под ружье 20 000 солдат. Операция по высадке больших масс войск на глазах у такого непредсказуемого, инициативного полководца безусловно была делом опасным, а при плохом исходе Петр потерпел бы фиаско не где-то далеко, на краю света, а на глазах у всей Европы.

И Петр к ярости и возмущению союзников сообщает, что десант отменяется. Русские войска поплыли из Дании обратно в Германию. Царь уныло писал Шереметеву: «И тако со стыдом домой пойдем». Это был серьезный удар по престижу России и ее монарха, но все же не такой, каким стала бы военная катастрофа.

Война зашла в тупик, из которого, казалось, нет выхода. У Петра возникает новый план: принудить Швецию к миру, оставив ее без последнего союзника – Франции.

Годом ранее умер старый Людовик XIV, вступивший на престол еще при первом царе династии Романовых. Появилась надежда, что Франция, традиционно враждебная по отношению к России, много вредившая ей дипломатическими каверзами в Константинополе и помогавшая Швеции субсидиями, теперь изменит свою политику. Регент Филипп Орлеанский, правивший королевством от имени малолетнего Людовика XV, давал понять, что готов улучшить отношения и, может быть, выдаст свою дочь за вдовеющего царевича Алексея. Петру сразу же захотелось большего.

Весной 1717 года он отправился из Голландии в Париж, надеясь добиться многого: получить от Франции признание русских приобретений в Прибалтике, оторвать Париж от Стокгольма и породниться с королевским домом. На непутевом старшем сыне царь к этому времени поставил крест (скандал с бегством наследника за границу был в самом разгаре), да и принцесса Орлеанская выгодной партией Петру не казалась, но он загорелся идеей отдать младшую дочь Елизавету за самого французского короля. Правда, предполагаемым жениху и невесте было по семь лет, но царя это не смущало.