Азиатская книга

«Неужели из Америки? К нам американцы нечасто приезжают…» Еще бы! Двадцать четыре часа лету плюс пересадки. Самая трудная часть маршрута — перелет из Нью-Йорка в Сингапур: девятнадцать беспосадочных часов. Зато потом — Чанги, полуаэропорт — полупарк аттракционов, устланный коврами, предлагающий изможденным путешественникам всевозможные развлечения от ботанических садов с водопадами, детских площадок и бесплатного кинотеатра до обзорной экскурсии по городу. Мы стараемся выжать максимум, но сутки без сна дают о себе знать: все сливается воедино, лилии и кактусы, стритфуд и хай-тек, китайские, индийские и малайские лица. Здравствуй, Сингапур, азиатский город-сад. Я готов заедать усталость твоей лучшей в мире китайской лапшой, клевать носом в твоем бесплатном кинотеатре, жалеть, что я здесь только проездом и не успею познакомиться поближе. Там, откуда я родом, театр начинается с вешалки, а индонезийский театр теней, в который я давно мечтаю попасть, начинается, стало быть, с этих футуристических декораций. Впрочем, нет, не с них.

История начинается с нашего приятеля Джонатана. Он наполовину еврей, наполовину индонезиец. В его внешности индонезийского куда больше, чем еврейского, однако про индонезийскую часть своей родословной Джонатан знает мало: родители разошлись еще до его рождения, и он рос с матерью, американской еврейкой. Уже во взрослом возрасте с помощью частного детектива, тайком от матери, разыскал отца. Оказалось, тот живет в Калифорнии, в печально известном городе Комптоне (одно из самых опасных мест в Америке, родина знаменитых рэперов Западного побережья — как оказался там этот индонезиец?). Недолго думая Джонатан взял билет на самолет и полетел знакомиться — без предупреждения. Вот эта улица, вот этот дом. Район и впрямь стремноватый. Обветшалый одноэтажный коттедж. Дверь открыла сердитая крупная женщина. Вместо приветствия с ходу начала браниться: «Какого черта ты тут шляешься? Грабить нас пришел? Или ты один из дружков нашего сыночка? Убирайся, пока полицию не вызвала!» Джонатан попятился, забормотал, что ему от них ничего не нужно. «Простите, мэм, что потревожил… Просто мне кажется, я сын вашего мужа от первого брака». Тут женщину как подменили. Подбежала к Джонатану, стала его обнимать. «Мы всегда знали, что ты когда-нибудь к нам приедешь». Вышел отец, щуплый индонезиец. Прослезился: «Пока ты рос, твоя мать запрещала мне с тобой связываться. Но я мечтал, что ты вырастешь и сам меня разыщешь». Потом они сидели в гостиной и разговаривали до самого вечера. «В этот день, — рассказывает Джонатан, — я наконец начал понимать, кто я такой. Когда уезжал, обещал, что приеду к нему еще. Но в Калифорнию каждый день ездить не станешь, все-таки другой конец Америки. Ну и дел было много, работа, семья. Откладывал. А через год его не стало».

Теперь у Джонатана идефикс — отправиться в Индонезию, искать там свои корни и ответы на все вопросы. Назад к истокам. Я же хочу побывать в Индонезии просто потому, что ничего о ней не знаю. В детстве читал приключенческий роман «В дебрях Борнео» и сборник индонезийских сказок (на обложке предсказуемо изображены маски из классического индонезийского театра). Кроме того, будучи потомственным бадминтонистом-любителем, я как мог изучал технику непобедимого индонезийского мастера Панча Гуналана. Правда, потом выяснилось, что мастер этот — малайзийский, а не индонезийский. Но того, что усвоено в детстве, уже не вышибешь. Во, что я знаю: Индонезия — это дебри Борнео, сказки-маски и бадминтон. Край света, куда я всегда мечтал попасть. А тут еще и повод подвернулся: корнеискательство Джонатана. Его старшая дочь — подруга нашей Сони, а его младшая дочь дружит с Дашей. Так почему бы не съездить всем вместе?

Мы стали планировать путешествие на две семьи. И я стал готовиться, как делаю это всегда, следуя нехитрому принципу: если хочешь действительно что-то узнать о стране, надо основательно ознакомиться с ее литературой. Но современная индонезийская литература, говорят нам, сводится к одной-единственной книге — бестселлеру Эки Курниавана «Красота — это горе». Так пишут в авторитетных изданиях. Дескать, в литературной пустыне нежданно-негаданно возник самородок Курниаван. У себя на родине он, понятное дело, считается лучшим писателем за всю ее историю. И так далее и тому подобное. Впрочем, если несколько расширить поиск, выясняется, что помимо Курниавана в литературной пустыне Индонезии существовал по крайней мере еще один оазис: классик Прамудья Ананта Тур (1925–2006). Его роман «Мир человеческий» переведен на неменьшее количество языков, чем «Красота — это горе». Стало быть, с этих двух романов и надо начинать.