Азиатская книга

Теперь, когда все это великолепие рядом, хочется освежить в памяти классическую персидскую поэзию, перечитать Руми, Саади, Хосрова. Когда-то я и «Шахнаме» осилил. Но сейчас в ушах совсем другое. «Едем, едем в соседнее село…» У Миши с Камалом один плейлист на двоих. Миша сегодня – штурман и диджей в одном лице. Интересно, сколько лет они дружат, эти двое? Всю жизнь? Наблюдая за ними, я, хоть и мало что понимаю, вижу какую-то абсолютную слаженность людей, раз и навсегда решивших, что они заодно. Ничто не ставится под сомнение, и все беседы расслабленны, говорят то много, то мало, как бы продолжая один вечный разговор. Миша придерживает руль, пока Камал что-то проверяет в телефоне, все выверенно и непринужденно, как бывает у людей, которые уже много лет вместе и за это время (а может быть, и сразу) достигли как бы негласного соглашения во всем. Я сижу на заднем сиденье – между Алкой и Шохрухом. Шохрух пялится в телефон, и в какой-то момент мне становится видно, чем он там занимается: учит русский через «Дуолинго». Забавно: весь мир пользуется «Дуолинго», все мы учимся общаться друг с другом через одну и ту же программу и в итоге все сможем сказать одну и ту же чепуху про фиолетовых слонов.

Паломничество не паломничество, а расстояние приличное. Пять часов на машине, если без остановок. Соня ехать отказалась. Сказала, что останется в деревне – играть с Садокат и Мишиными дочками. Ей в деревне хорошо. Она уже оправилась после отравления и готова бегать-прыгать с Рокшаной и Зариной. За последние несколько дней она тут вполне освоилась, привыкла спать на курпаче и есть на топчане, а главное – (предмет гордости!) научилась самостоятельно пользоваться «the hole». Так что за нее можно не волноваться. «Я не за тебя, Сонечка, я за Гайрата с Гульчахрой волнуюсь! Не хочу, чтобы они опять вылавливали твои шлепанцы из выгребной ямы». – «Папа! Это же было давно. Три дня назад. А сейчас я уже все умею!» Садо подтвердила: все под контролем, у нее уже и план на день есть. Поведет Соню и Мишиных девочек в самаркандский планетарий. Ну, раз так…

Первая остановка – город Гиждуван, родина Абдул-Халика, знаменитого муршида, жившего в конце XI – начале XII века, основоположника суфийской системы «скрытого зикра» и «одиннадцати принципов тариката». Здесь находится его гробница, а рядом – двухайванное медресе Улугбека с внутренней мечетью и дарсканой. Другая достопримечательность Гиждувана – одна из самых известных гончарных мастерских в Узбекистане. Хозяин, гончар в седьмом колене, в совершенстве говорящий по-русски и по-английски, издалека заприметив заморских гостей, предлагает спонтанную экскурсию, подробно рассказывает и показывает весь процесс. Вот камышовый пух, а вот глина – красная, желтая, белая. Макаем сосуд в жидкую глину – получается терракота. Наносим орнамент. Покрывает глазурью. Обжигаем. В Узбекистане – пять школ керамики. Это – одна из пяти. Все орнаменты строго регламентированы. Придумывать новые рисунки имеет право только старший мастер. Есть такое понятие – «язык узоров». Тайнопись, шифр. Вроде «языка барабанов» у африканцев. Там могли передавать сообщения из деревни в деревню с помощью особого барабанного стука, как с помощью морзянки. Тут то же самое, но с помощью орнаментов. Кто умеет читать на этом языке (в наше время – считаные единицы), сможет многое прочесть. Есть такая история, может, мы слыхали. Про театр Навои в Ташкенте. Этот театр в сталинскую эпоху строили узбекские зэки. Так вот они с помощью языка керамики, которой облицовывали здание, поведали о себе. О своей горькой судьбе. И те, кто пришел в этот театр на открытие, представители узбекской интеллигенции старой формации, еще умевшие читать на языке орнамента, ходили по театру и рыдали. Вот так-то.

После экскурсии – обязательная покупка продукции мастерской. Мы не против: керамика у них красивейшая, да и цены на удивление низкие. Не задирают для иностранцев – почему? Ведь могли бы… Да и не только в этой мастерской. На всех базарах и в сувенирных лавках, когда мы покупали что-нибудь, с нас брали по местным расценкам (то есть вообще ничего). Я удивлялся, что не дерут втридорога. Никак не мог понять причину такой дешевизны. Понял уже в последний день, в Самарканде. Кто-то из продавцов сказал мне прямым текстом: «Мы цены не завышаем, потому что ваш друг нам сказал, что вы его почетный гость». Друг – это Миша-акя. Оказывается, он всем торговцам потихоньку говорил, что мы его гости, и они это уважали и брали с нас как с местных.

Все же неловко, когда за тебя все время платят. В гиждуванской чайхане, где мы обедали, я решил положить конец этому безобразию и хоть один раз заплатить за всех. Понятно, что делать это надо под сурдинку, пока никто не смотрит. Сказал, что иду в туалет, а сам нашел хозяина заведения и попросил у него счет.

– А вам разрешили заплатить? – строго спросил он.

– Нет, конечно, они никогда не согласятся, чтобы я платил. Поэтому я и хочу заплатить втихаря.