Азиаты

— Как прикажете, господин генерал-лейтенант. — Кудрявцев соскочил с коня, отдал поводья казаку и вскочил в сани, усаживаясь напротив Матюшкина. Тот выволок из соломы четверть с водкой и банку с солёными грибами. Нефёд разлил в кружки, подал генералу, чокнулись, как положено, опорожнили, потом выпили ещё по одной и заговорили, перебивая друг друга.

Вечер застал отряд у какого-то замёрзшего озера, а до этого не попалось ни избы, ни юрты. Проснувшись, Нефёд долго соображал, на какой версте от Астрахани находится отряд, наконец, предположил, что ещё вёрст пять до калмыцкого улуса. В полночь лишь добрели, измученные и запорошённые начавшейся пургой, до трёх заброшенных юрт. Никого в них не было, и очаг был холодным, по всему видно, хозяева давно тут не ночевали. Полузамёрзшие казаки набились в юрты — не шевельнуться, не вздохнуть. Матюшкин с Кудрявцевым ещё выпили водки и укрылись медвежьим пологом. К утру занесло сани по самые оглобли. Агил, куда поставили коней, тоже изрядно замело, но огонь, разведённый в нём, не дал пурге заморозить казаков и лошадей. Измученные бессонницей, люди к утру повалились прямо у костра, другие спали, уткнувшись в колени. Утром, с трудом выбравшись из саней, Матюшкин распорядился оставить здесь восьмерых казаков и в несколько дней образовать две почтовые станции: одну здесь, другую на тридцать вёрст назад, в сторону Астрахани…

Калмыков повстречали только на третий день пути: с полсотки всадников ехали с Кумы в ханский улус, куда позвала их Дарма-Бала. Старший из них сообщил, что Церен-Дондук скрывается со своими людьми на зимней ставке у туркмен, в устье Кумы. Матюшкин хотел было задержать калмыков и отправить за кибитками для почтовых станций, но поручик Кудрявцев посоветовал:

— Пусть себе едут, господин генерал-лейтенант. Приказ ваш они всё равно не исполнят, но то, о чём они сообщили, радует. Зимняя ставка туркмен как раз посреди Астрахани и Терека находится. И если калмыки там, у туркмен, то дела наши скоро пойдут на лад.

До Кумы добрались на шестые сутки, усталые и обожжённые морозом, но тем желаннее показались казакам тёплые туркменские кибитки и камышовые загоны, куда они поставили коней, задав им душистого осеннего сена. Весь день над аулом стлался дым от тамдыров и котлов, в которых варилась шурпа. Впервые за много дней тяжкого мрачного молчания казаке разразились песнями, прибаутками и смехом. Весело было и в юрте Берек-хана, где сидели за угощением на ковре Матюшкин с Кудрявцевым Всё складывалось в пользу начатого дела. Берек-хан, как только встретились, сразу предложил сделать свой зимний аул центральной почтовой станцией. Здесь можно разместить большой отряд казаков-курьеров. Туркмены для станций в сторону Терека могут дать столько кибиток, сколько потребуется. А в сторону Астрахани о юртах позаботится Церен-Дондук, но надо помочь ему подчинить Дарма-Балу, дабы не мутила народ. Сидя за горячим пловом, Церен-Дондук попросил Матюшкина?

— Юрты поставим, господин генерал, но сначала помоги мне обуздать дерзкую вдову Аюки-хана. Все беды идут от неё… Как стала она его последней женой, так сразу невзлюбила меня, И внука Дондука-Омбо она не любит, только показывает, что без него жить не может. На самом деле, она без власти жить не может… Помоги, господин генерал!

— Всему своё время, Церен, — обещал Матюшкин. — Давай сначала почтовые станции поставим, старую дорогу от Астрахани до самой Гиляни русской подвижной службой населим, а потом и в калмыцкой степи порядок наведём. Надо не только станции обжить, но и позаботиться о провианте.

Берек-хан сразу предложил:

— Господин генерал, казаки любят красную рыбу: осетра, севрюгу, шипа можно будет покупать у астраханских рыбаков. Тут недалеко они рыбу коптят и волят. Скажем им — сами будут в аул привозить. Рыбаки астраханские — люди хорошие. Осенью к ним ездил, хотел узнать, не слышали они о нашем пропавшем в море корабле, на котором больные и ранение были. Нет, ничего и они не знают. Манерное, потонула та плоскодонка, на которой госпиталь был…

— А почему тебя так волнует пропавший госпиталь? — насторожился Матюшкин.

— Ай, брат мой, Мурад-джан, тоже пропал, — уныло отозвался Берек-хан. — Жалко брата… Мать плачет, говорит мне: надо найти Мурада хоть из-под 0емли…

— О госпитале вот что тебе скажу, Берек-хан… Недавно в Астрахань привезли с того берега туркмены священника Семёновского полка Терентия Буслаева. Он находился на той ластовой плоскодонке, и говорит, что многие спаслись.

— Хай, господин генерал, неужели спаслись?! — Берек-хан аж подскочил от столь неожиданной и обнадёживающей вести.