— Может, и нет, но из всех зол надо выбирать меньшее. В Астрахань поедешь — ничего не добьёшься. У самого Кикина солдат нет. Войска у генерала Матюшкина. Генерал тоже солдат не даст без приказа царя, а царя совсем нет, приказывать некому. Советую тебе, Церен-Дондук, поехать в Казань, к Волынскому. Волей Аллаха этот человек опять заимел большие крылья, генералом стал, губернатором. В Казани много офицеров и солдат, и все ему подчиняются. Если один боишься к нему ехать — поедем вместе…
Совсем было собрались они в путь, осталось только верблюдов навьючить да коней оседлать, и вдруг — русские в аул едут. Подъехали всадники поближе — узнал Берек-хан Нефёда Кудрявцева. С ним рядом здоровый и мордастый, в синем кафтане и шляпе господин. Берек-хан поднапряг память и вспомнил, что видел его в доме Волынского. И всадники в красных жупанах — слуги Волынского. С ними ещё сотни две казаков. Церен-Дондук воодушевился, а Берек-хан радостно засуетился:
— Русские говорят: «На ловца и зверь бежит». А как ты думаешь, отчего такая поговорка сложилась? От того, дорогой Церен-Дондук, что есть такая неведомая сила, которая властвует над всеми людьми. О ком думаешь — тот тоже о тебе думает. Ты о Волынском думал — он тоже о тебе подумал и решил узнать, как живёшь, в чём нуждаешься.
Всадники подъехали, соскочили с коней. Нефёд Кудрявцев, уже в чине подполковника, отечески, как старых друзей, обнял калмыка и туркмена. Обступили аульчане приезжих, подошли и воины Церен-Дондука. Берек-хан пригласил всех на тахту, а подполковника Кудрявцева и его краснолицего спутника повёл в белую юрту, Церен-Дондук вошёл вместе е ними.
— Садитесь, господа, — Берек-хан подал гостям подушки, и сел сам. — Ешьте, пейте, чем богаты — всё ваше. Винограду и арбузов в это лето много. Корма на пастбищах тоже хорошие — молодняк здоровый растёт! мяса много будет, шерсти тоже.
— Ты об овцах, Берек-хан, а мы о лошадях потолковать приехали, — остановил сладкоречивого хана Кудрявцев. — Познакомься вот, это мажордом казанского губернатора, Кубанцем зовут… Но ты кличь его Васей, ибо при слове «кубанец» калмыки и туркмены за сабли хватаются. Кубанские ханы — недруги ваши и наши, но Василий Кубанец никаких связей — ни родственных, ни приятельских — с ними не имеет. Приехал он от самого казанского губернатора, и потому сам скажет, что от тебя надо.
— Губернатор наш после того, как воцарилась на престоле российском императрица Анна Иоановна….. — начал Кубанец, пронзив туркменского хана чёрными глазами.
— Вах-хей! — воскликнул Берек-хан. — Оказывается, уже есть, а мы и не знали! Как же так?
— А так, что живёте в дикой степи и ни о чём не ведаете. Ладно, молчи и слушай, что будет сказывать господин мажордом! — приказал Нефёд Кудрявцев.
— Ну, так, с воцарением Анна Ивановны решил наш благодетельный губернатор заняться коневодством. Но желает разводить коней не каких попало, а только чистых арабских и кабардинских кровей. Десятка два таких скакунов не мешало бы раздобыть на первый раз. Надобно подобрать жеребцов помоложе, а ещё лучше — жерёбых кобыл. Вы, туркмены, — великие лошадники, разбираетесь в породах, вот Артемий Петрович и приказал шге! «Езжай к Берек-хану, он тебе нужных скакунов раздобудет».
— Вах-хей, — почесал затылок Берек хан. — Арабских жеребцов очень мало. На всём Кавказе их не больше десятка… А с кабардинцами у нас вражда. Джигиты их постоянно нападают на наших чабанов… Двести— триста овец за один год мы потеряли.
— Ну, Берек-хан! — уныло произнёс Кубанец. — Мне рекомендовали тебя как самого храброго джигита и верного друга России, а ты не очень-то дорожишь своим именем. Отбрось к дьяволу всякие предрассудки! Да и непонятно мне, для чего тебе жалеть Кабарду, если она за твоими овцами с гор спускается?
— Ладно, Вася, мы подумаем, как найти тебе двадцать кабардинских коней. А пока ешь-пей, и ни о чём не думай…