Азимут бегства

Ему в голову приходит мысль о Кристиане, но он не желает сейчас думать о ней, у него важные дела в Колорадо, впереди долгая неделя, и чувство к Кристиане надо похоронить как можно глубже. Двадцать вторая гексаграмма «И Цзин» известна как Пи — милость. Внизу огонь, наверху — гора. Снизу поднимается сладкий жар, небо озаряется розовым, вот женщина, с которой он познакомился. Она не часть его дел, его мир состоит из прерывистых линий, и он хочет знать, сможет ли сохранить все, как было прежде.

Войдя в помещение, он снял ботинки и теперь наклоняется, чтобы их надеть. На крюке висит грязная тряпка для того, чтобы вытирать обувь в такие ночи, но сейчас Ионии придется снова ковылять по непролазной грязи назад, к машине, и пачкать ботинки. Протянув руку к двери, он другой рукой ощупал за пазухой маленький мешочек, висевший на шее. В нем оригинальный список «И Цзин», составленный на китайском языке, языке, который, как это ни странно, он понимал всегда.

Мешочек стал для него талисманом, он просто удостоверяется в его присутствии и выходит на улицу в сырую ночь. Он вернется в Иерусалим до того, как все люди проснутся и займутся своими делами, но на всякий случай он ерошит волосы и расстегивает несколько верхних пуговиц рубашки. Еще один ловелас возвращается домой предрассветной порой, встретить такого человека всегда считается добрым знаком в воюющей стране.

12

Всю ночь Анхель сидит в монашеской келье, глядя на болезненный сон Пены, лежащей на железной койке. Мешочек с монетами «И Цзин» прижат к груди, сначала Анхель пытался разжать руку, но хватка оказалась слишком крепкой. В углу стоит маленький комодик, на дне которого свалены их сумки. Вещей у них мало, у Пены вообще почти ничего. Стоящая на крышке тонкая белая свеча, с которой почему-то не капает воск, излучает неяркий свет. Анхель сидит на деревянном стуле с высокой прямой спинкой — точно такие же были у них в школе. В ногах пепельница. Кроме этих вещей, в комнате нет никакого убранства. За окном начинает накрапывать дождь.

Он зевает, встает, подходит к кровати. Испытывает большое искушение прикоснуться к ее лбу.

— Хочу поискать немного кофе, вам принести?

Она молчит, да он и не ждет ответа.

Коридор темен, стены сложены из высоких камней, ни светильников, ни щелей, освещающих путь. Он едва не поворачивает назад, чтобы взять свечу, но передумывает. Вместо этого он закуривает «Лаки Страйк», одну из последних своих сигарет, и направляется к противоположному концу коридора. Коридор заканчивается огромным залом, гулкое эхо шагов обтекает Анхеля, как тягучий поток. В конце зала в глубоком алькове неподвижно стоит Дева Мария, прямые линии угла пересечены лункой арки алькова. Лицо Богородицы спрятано в тени, но рядом с альковом окна — по обе стороны, и закрытые сланцевыми панелями проемы пропускают сумрачный свет, который неясными углами ложится на пол, указывая путь к статуе. Исчезающий свет старого и давно забытого действа, но все равно, во всем этом есть нечто, и Анхель аккуратно обходит полосы света, чтобы не нарушить тайный призыв.

Он находит широкую винтовую лестницу, вырубленную в скале, — лестницу без перил и ограждений, и спускается по ней, скользя одной рукой по прохладной каменной стене. Шум дождя становится громче, но сквозь него Анхель слышит низкий звон колокола, сзывающего братию на молитву. Внизу раздается шарканье множества ног, направляющихся в капеллу. Он стоит наверху, невидимый для монахов. Ритуал не пугает его, но пугает убийственная серьезность этих людей — словно в их жизни не осталось ничего, кроме церкви.

Кухня находится слева, надо пробежать мимо капеллы, и — «раз, два, три» — считая в уме, он пролетает мимо дверей. Еще один сумрачный проход, направо, наконец налево, и он находит кухонную дверь — шершавое дерево и прохладная бронза ручки.

Должно быть, он заблудился, сделал какой-то неверный шаг. Теперь-то он знает, куда попал по воле случая. Не важно, раньше или позже он все равно пришел бы сюда, но случилось так, что произошло раньше. Какая разница? Он почти физически пожимает плечами и входит в дверь.