Азм Есьм

— Я уже говорил, что мужской член называли «Уд», а то слово, которым его сейчас называют — возникло из-за скромности, а скорее — ханжества. До поры до времени слово «Уд» не считалось зазорным, и свободно употреблялась в речи, в том числе письменной и печатной. Оно просто указывало на орган, как сейчас «член». Но затем церковники взяли себе на вооружение европейский сентиментализм, который превратился в стиль жизни знати. Появились многочисленные «do’s and dont’s», как говорят англичане («можно и нельзя») в манере поведения и разговоре при общении мужчин и женщин. Появились табу. В первую очередь это касалось плотской стороны любви и физиологии человека. Моральные запреты перешли в цензуру.

— Во что перешли? — опять недопонял Митрич.

— В официальный запрет, — ответил Ив. — И слово «Уд» назвали «нецензурным». А поскольку его запретили, появился эвфемизм. То есть, допустимая замена — латинское местоимение hoc, которое переводится просто: «Это». Но при склонении местоимения, к примеру, в дательный падеж, оно звучало, как «huius и huic». Так и появилось это слово, которое вообще к половому органу отношения не имеет. Просто иносказание: «Этому», «Об Этом».

— А че все о мужиках, а у женщин? — не унималась Валька и добавила от себя детдомовскую присказку. — Кроха дочь к отцу пришла, и спросила кроха: «Две полоски хорошо? Или это плохо?»

— Валька, прекрати, у нас серьезный разговор, не след его в глупый юмор переводить. Наружные половые органы женщины носили название «Луно». Отсюда и «Луна». Его можно встретить в древних славянских заговорах. Половые губы назывались «Затворами», а влагалище — «Мясными вратами». Внутренние органы величали «Матица», «Золотник», «Нутро» или «Дна». И общим для обоих полов было название еще одной части тела, которая привлекала немало внимания, — это «гузно» или «гузнышко» — ягодицы.

Несмотря на серьезный научный поход к теме, сперва раздались робкие хихикания, отрядовцы начали переглядываться и смех стал громче, а затем и вообще перерос в дикий ржач. Валька и Один повалились на землю, зажав от хохота животы. Смеялись и Колояр, и Митрич, и Нарви, но больше за компанию и от вида, катающихся по земле товарищей. Айка просто улыбалась, слегка покраснев.

— Ой, уморил, — ржала Валька. — «Гузно» … «Затворы»… «Плешкою елдачить». Хааааааа-ха… Ты мне это запиши, я не запомню. Буду своих теперь только так подначивать.

Смеялись все и долго. Даже засыпая, то из одного места, то из другого, раздавался смешок. Прыскали все, включая и скромницу Айку.

…Утро пришло внезапно, как и всегда в «Вайга Колорд», если ложишься спать. Бац, и светло — на небе солнце. Фактически в игре время на сон нивелируется, как ненужное. Но ощущения остаются, как от реального сна. Тело становится отдохнувшим, разум проясняется.

За завтраком разговор зашел о том, что набрано много полезных материалов и модификаторов, и самое время устроить крафт, перед поиском третьей буковы.

— Так ведь у нас их уже четыре, — рассуждал Один. — Две нам Буян выдал, две сами нашли. Почему система не засчитывает квест?

— А потому, что НАЙТИ самим нужно три. Буковы Буяна — бонус, — ответил Ив. — Но я согласен, перед новой дорогой нужно передохнуть и проапгрейдиться по полной. Мало ли, что нас ждет во время испытания. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Поэтому нужно прокачаться по максимуму, порой и одно деление спасает.

После завтрака Нарви принялся устанавливать походную кузню. Для проковки заклепок на наручи, как он объяснил. Наковальней для несложной ковки может послужить и камень с ровной поверхностью. Вот этот крепкий булыжник они и ушли искать с Митричем.

Айка направилась к небольшой речке, которая протекала через местность, где отряд устроил себе отдых. Ее и речкой назвать язык не поворачивался — так, ручеек скорее. Но для целей магини он годился. То, что она вытворяла походило на волшебство. Такому бы даже Копперфильд позавидовал, а цирк Дю солей оторвал с руками. Понятно, что применялась магия, но выглядело это волшебно даже с точки зрения эстетики. Ив залюбовался зрелищем.

Айка наклонялась к речке, хлопала не ней рукой, а взлетающие брызги, превращала в нити, выхватывая их прямо из воздуха. С каждым действием таких, переливающихся прозрачных нитей, в руке магессы становилось больше и больше, и она из них стала скручивать клубок. Кулбок походил на пригоршню зачерпнутой в ладони воды. По сути, это и была вода, но затвердевшая.

— Айка, как ты это делаешь? — поинтересовался Ив.

— Я просто представляю это себе в голове и направляю свои силы.

— Ага, маной материализуешь созданную силой разума картину.

— Наверное. Я не все поняла, что ты сказал. «Материализовать» — это как?

— Сделать реальным.

— Да, тогда верно. Так и делаю. Но ты иди по своим делам, у меня еще много работы.

Ив мешать не стал, а удалился к месту костра. Один ворошил палкой угли и сортировал дрова, которые таскал Колояр.

— Это для «горнила». Нарви сказал, что температура нужна будет высокая — металл мягким сделать. Вот запасаемся топливом.

— Сильно занят?

— Не очень, а что?