Азов

– Э-гей, Ивашка, спасем мы толокно, а рыба потонула. Епишке-атаману кость рыбью в горло! Ты, Ваня, подгребай на середину Дона! Тебя тут не хватает.

И Каторжный стрелой несется на середину реки, вы­хватывает плывущие бочки и кидает в струг на дно. Но тут же, в мутной воде, плывут сундуки да утварь. И он хватает все, что подвернется под его длинные, проворные и твердые, как железо, руки и кидает в челны.

– Э-гей! – кричат с далекого челна, – Иван, вели грести до Яру Бабьего! Там гибнут люди. Спасти надобно! – кричит казак, похожий на татарина: бритоголовый, раскосые глаза, серьга серебряная в правом ухе. Скулы выдаются, и лоб крутой. Брови мохнатые срослись на переносье. Весь волосатый, почти голый, как и Каторжный, – одни татарские штаны. То был отчаянный казак Миша Татаринов. Махнув рукой, он за весло схватился и поплыл вниз по реке, продолжая кричать:

– Штаны чьи-то к туркам понесло. Штаны спасайте! Штаны Епишка уронил.

Каторжный показал рукой на крышу куреня и башню, которые стояли за часовней:

– Там баба Старого осталась на стене. Спасайте бабу! Но раньше спасайте грамоты царя. Пернач да «хвост бобылев» оставил в бударе Епишка – черта ему в зубы! Все растерял. Будара тонет!

И кинулись казаки спасать тонущую будару и в ней забытые пернач, царские грамоты, «хвост бобылев»… Спасли. И только тогда перестали палить всполошные пушки и бить колокола на башнях и на часовенке.

Ванька Каторжный орал:

– Гребите все в Черкасск! Фатьму спасем!

Поплыли казаки туда, где молилась по-турецки баба атамана Старого. Она стояла на стене башни с поднятыми к небу тонкими руками. Казалось, так она стоит там все три года, поджидая Старого, с глазами, полными слез. Черные и мокрые волосы ее лежали на приподнятых плечах, а белый прозрачный шарф обвивал тонкую шею. Резкий ветер, дуя с Маныча, трепал длинные полы ее бешмета и сушил ее горькие слезы.

– Аллах! – едва срывалось с тонких и бледных губ Фатьмы. – Аллах!..

А волны клокотали и били о стены башни. От взмахов весел летели брызги. Приблизился Иван Каторжный, вслед за ним прибился к башне Мишка, а за Татариновым подплыл, едва не разбив струг о стену, Наум Васильев, казак, похожий на цыгана. Вдруг Фатьма, сорвавшись со стены, закричала, как безумная, и полетела в воду.

– Вот дьявол баба! – сказал Иван, выловив из воды турчанку. – Уж не ума ли рехнулась? – Положил ее, словно пушинку, в струг. – Нам бы за тебя головы не сносить от Алеши. Видать, замаялась вконец. – И улыбнулся казак счастливой и ласковой улыбкой.

– Ах, баба добрая! – сказал, смеясь, Татаринов. – Направимся, казаки, к затону ближнему. Ну, поживее! Эх, не скоро, видно, будем промышлять, пчелой да зверем. Как разорили нас гроза да наводнение!

– Что ж голову вешать, – сказал Наум Васильев, – обсохнем малость и будем промышлять… Себе бы раздобыть такую раскрасавицу!

Прибились к ближнему затону, сошли на берег, положили оцепеневшее тело Фатьмы на теплый сухой кожух, вынутый из сундука Иваном Каторжным, и сели вокруг немного обсохнуть. Другие казаки спасали косяки коней, чтобы не достались Джан-бек Гирею.

Где-то на той стороне камышника кричали:

– Гони коней. Потоо…о…ну…уут! Коней выручайте! Татары поседлают.

Спасли и животину. Кони стоят в камышах и фыркают.

Фатьма лежит, чуть дышит. Дождь перестал наконец. Костры по берегу горят; едва развели их. Все мокрые. Все казаки, бабы, купцы приезжие сидят вокруг костров и сушатся. Фатьма открыла глаза и тихо улыбнулась.

– Знать, ожила, – сказал Каторжный. – В Черкасск опять пойдем.

Солнышко пригрело, стало веселее. Казаки приводят себя в порядок, штаны, рубахи сушат. Кто сухари жует, кто мясо рвет зубами. Уж к вечеру вдруг крикнул кто-то:

– Татары! Джан-бек налетел!

И началась в болотах, камышах, по берегу, в степи яростная сеча с татарами. Секлись казаки саблями, бились веслами, отбивались баграми, кольями. Оттеснили татарские силы поближе к воде. Татары хватали добро казачье, купеческое, перехватывали косяки коней и топтали копытами детей и баб. Прижавшись к седлам, с гиком волочили пленников по земле.

Татары налетели на Татаринова, сверкая над ним кривыми саблями. Другая группа окружила Ивана Каторжного. Он стоял с длинным багром, отбиваясь от татар. Но теснят его татары, не успевает уже от них отмахиваться. Визжат враги и тучей лезут. Видят казаки – быть беде. Теснят уж и Васильева к воде. Теснят Татаринова. Но он отбился, вырвался и на помощь метнулся к Ивану Каторжному. Влетел в середину. Вырвал саблю у неудачливого татарина – и пошел крушить.