— Чую Петька быть тебе юристом-законником! — заржал я, глядя на его серьезный вид.
В этот момент няньки привели дочерей, одетых в одинаковые вышитые рубашки и сарафанчики. С любопытством поглядывая в мою сторону, они жались к юбкам своих наставниц, не решаясь подойти.
— Ну что же вы? — присел я перед ними, раскрывая объятия, и девчонки с визгом бросились ко мне, стараясь опередить одна другую.
— От тебя дымом пахнет, — наморщила хорошенький носик Марфа.
— И п
— Но мы все равно тебя любим, — хором сообщили обе и звонко чмокнули в щеки.
— И я вас, малышки.
— А что ты нам привез?
Этот простой вопрос едва не поставил меня в тупик, поскольку за всеми этими событиями я про подарки и думать забыл. Однако смущаться было не в моих правилах.
— Массу всего! — как можно более загадочным голосом сообщил я.
— И где они? — загорелись детские глазки.
— Пока что в обозе. Я поставил самых храбрых и верных воинов, чтобы они охраняли их. Но сегодня вечером, самый край завтра утром, я вам их отдам. Хорошо?
— Ладно, — милостиво согласились две маленькие госпожи, после чего отправились назад к нянькам.
Мальчиков тоже увели, и в горнице осталась только одна девушка, в которой я не сразу признал фрейлину моей покойной супруги.
— Что тебе, Анхелика?
— Вашему величеству нужно привести себя в порядок, — без обиняков начала она. — Принять ванну, сменить рубашку. Я могла бы помочь…
— А ты разве не замужем? — удивился я, припомнив, что Катарина несколько раз пыталась устроить личную жизнь своей любвеобильной придворной.
— Увы, мой кайзер, — томно отозвалась та. — Один мой жених уехал на войну и не вернулся, другой имел неосторожность упасть пьяным в лужу и захлебнуться. Но, клянусь честью, даже если бы я была замужем, это не помешало бы мне быть полезной вашему царскому величеству!
— Нисколько не сомневаюсь, — нервно сглотнул я, глядя на пышную грудь, красиво очерченные губы и абсолютно бесстыжие глаза.
Собственно, а пуркуа бы и не па?
В общем, до стола и еды я добрался не скоро, хотя помыться все-таки успел. Но стоило мне взяться за ложку, как из дверей высунулся испуганный стольник и неуверенно доложил:
— Ивашка Грамотин просит принять до твоей царской милости. Бает, что по твоему именному повелению пришел…
— Вы пожрать спокойно царю дадите?! — выразительно взглянул я на него, и лишь потом, с тяжелым вздохом и велел все-таки пропустить. — Введите гражданина дьяка!
Тот, судя по всему, времени зря не терял, на еду и сон не отвлекался, а потому явился пред мои светлы очи все в том же изрядно задымленном за прошедший день жупане. Помимо гари от него пахло потом, кровью и … человеческим страданием. Не могу объяснить природы этого запаха, но ни с чем не могу его перепутать. Так пахнут профосы наемников, пыточные застенки, а еще боярин Романов, когда приходит с докладом прямо из Земского приказа.
— Садись, коли пришел, — махнул я рукой в направлении скамьи.
— Не смею в присутствии вашего величества, — попробовал отказаться Грамотин, но когда я на него рыкнул, осторожно примостился на краешек, всем своим видом изображая смирение пополам с благоговением.
— Говори, что нарыл, — велел я, не без огорчения отодвинув от себя тарелку с густыми наваристыми щами.
Услышав приказ, дьяк вскочил и, просеменив ко мне на полусогнутых, подобрался поближе, после чего горячо зашептал:
— Измена, государь!
— Спасибо, я заметил, — хмыкнул я в ответ, едва удержавшись, чтобы не назвать его капитаном Очевидностью. — Как бы, бунт кругом!
— Нет, не там крамола завелась, — продолжал Грамотин, опасливо покосившись на нахмурившегося от подобной вольности Михальского, — не на улицах, не среди черного люда! Среди бояр она, да в приказах!
— А вот с этого момента поподробнее, — немного насторожился я.
— Подстрекали народишко к бунту во многих местах, да к тому же в одно время.
— Кто именно?
— Юродивые, попы расстриги, купчишки мелкие, коих до той поры в Москве никто не видел, скоморохи еще, — принялся перечислять дьяк.
— Имена, приметы есть?
— Все тут, — с готовностью показал на опросные листы тот.
— Отдельный список написать не догадался?
— Как же, государь, вот он, — вытащил из-за пазухи Грамотин скатанный в тонкий рулончик лист бумаги.
— Уже лучше, — кивнул я и бегло просмотрел на неровный столбец с именами и приметами зачинщиков.
Впрочем, все эти отцы Афанасии, да Антипки со скобяным товаром, не говоря уж о кривом скоморохе со страшной харей мне ни о чем не говорили.
— Корнилий, — кивнул я, телохранителю, — посмотри, может ты, знакомцев сыщешь?
Стоявший за моей спиной Михальский взял лист и, бегло посмотрев, сунул ее себе в карман.
— Сыщем.
— Как знать, — покачал головой дьяк. — Беда в том еще, что доносы и ябеды на сих злонамеренных людишек в Земский приказ давно шли.
— И что?
— Простите, ваше царское величество, за мою дерзость, — но часто ли вам докладывали об этих беспорядках?
— До сего момента не было, — вынужден был признать я.