Азовский гамбит

— Ладно, — приподнялся я со своего места, с трудом прогоняя охвативший разум морок. — Простите, дорогие хозяева, но государственные дела сами себя не переделают. Пора мне!

[1] Чешские или Моравские братья — евангелическая деноминация созданная из остатков гуситов. Ян Амос Коменский — в описываемое время проповедник «Чешских братьев», впоследствии ставший их епископом и одновременно выдающийся педагог.

[2] Романея виноградное вино из Бургундии в допетровской Руси. Названа по имени величайшего виноградника — ныне Вон-Романе. Исторически Романи — еще римских времен виноградник. С начала 14 века этими землями владели монахи-цистерианцы аббатства Сен-Виван, которые и вывели сам сорт пино нуар (из которого и делали красные бургундские вина высшего уровня)

Глава 9

Мне прежде не раз приходилось бывать в пыточных камерах различных приказов. Но о том, что такое, если можно так выразиться, «подразделение» есть в структуре моей охраны, я даже не подозревал. Ей богу, до сих пор думал, что если Корнилию и его подручным удается схватить злодея, то они в лучшем случае проводят достаточно жесткий экспресс-допрос, а потом отправляют задержанного по назначению в Земский или Разбойный приказ. Кстати, знаете, чем они отличаются? Земский занимается лихими людьми в Москве, а Разбойный по всей остальной России.

Но вот, пожалуйста. Оказывается в строении отданной для расквартирования хоругви Михальского, помимо конюшни, кордегардии, казармы и прочих необходимых помещений имеется и небольшой подвал, в котором есть и дыба, и все необходимые инструменты, и даже горн для придания последним, так сказать, нужной кондиции.

На дыбе сейчас висел человек, в котором я без труда узнал Мишку Салтыкова — племянника Филарета и двоюродного брата Миши Романова. Он сейчас практически без одежды, в одних подштанниках. Прикреплен за руки. Это, кстати, еще по-божески, дыба механизм такой, можно и за ребро крюком подцепить. Не возрадуешься!

Рядом за небольшим столиком устроился с пером и бумагой один из ратников Корнилия, знающий грамоту, другой ратник исполняет обязанности палача.

— Молчит? — поинтересовался я.

— Какое там, — пробубнил в нос писарь. — Поет как тетерев на току.

В этот момент служилый поднял глаза и, увидев, что в подземелье спустился царь, страшно побледнел и попытался вскочить, едва не расплескав чернила из небольшой вапницы. [1]

— Прости, великий государь! — поклонился он в пояс, сорвав с головы шапку.

— Не дергайся, — поспешил успокоить я служивого. — Приставили тебя к делу, вот и занимайся!

— Слушаюсь!

— Пришел, ирод! — просипел сверху узник.

— Ты же ко мне не идешь? — пожал я плечами. — Вот и пришлось ноги бить.

— Все скоморошничаешь? — сплюнул Салтыков.

— Да нет, это ты у нас шутник, а я так погулять вышел, — отмахнулся я и стал просматривать допросные листы.

Как оказалось, писарь не врал. Попавший в узилище московский дворянин и не думал отпираться или что-нибудь скрывать. Напротив, он сразу же признался в злоумышлении против меня и моей семьи, а так же в том что подобные планы в той или иной степени поддерживает вся боярская верхушка. Все это сопровождалось безудержной руганью и обвинениями вашего покорного слуги и его ближников во всех смертных грехах, от ереси до сластолюбия.

Вообще, народ сейчас, что называется, безбашенный и стесняться в выражениях не привык. Даже простолюдины, угодив в Земский приказ, как правило, не спешат каяться, а напротив, так и сыплют поносными словами на всех, начиная с задержавших их ярыг, до ведущих допрос подьячих и палача.

А если в разработку нынешних правоохранителей угодил «служилый человек по отечеству» то и вовсе шум будет такой, хоть святых выноси.

— Стало быть, и патриарх с вами? — вопросительно посмотрел я на Салтыкова.

— Все тебя, христопродавца ненавидят, — лихорадочно блестя глазами, подтвердил Мишка. — Всем ты поперек горла. Даже те, кто твою сторону по первости держали и те одумались!

— Ты понимаешь, сукин сын, что этими своими словами, всю свою родню под монастырь подвел? Хотя, какой монастырь, тут хорошо, если просто плахой, а не колом пахнет!

— Кто от царя Ирода пострадает, все будут в Царстве небесном!

— Ну, тебе-то клятвопреступнику никакого рая не видать, — хмыкнул я в ответ, после чего повернулся к Михальскому. — Что думаешь?

— Если он говорит правду, ты вы и ваша семья в большой опасности!

— А если это оговор?

— Но какой в этом смысл?

— Очень простой. Если я начну репрессии против всех старых родов сразу, это заставит их объединиться против меня.

— А если они уже это сделали?

— Тогда храни нас господь, ибо никакой иной надежды не остается.

— Кроме нас — ваших верных слуг.

— Да-да, а также наемников, стрельцов и немцев из Иноземной слободы.

— Может быть, — немного помявшись, спросил бывший лисовчик, — вам не стоит собирать теперь Земский собор?

— Это еще почему?

— Но ведь тогда в Москву соберется шляхта со всей страны. Это ведь тысячи опытных воинов. Если ваши магнаты сумеют привлечь их на свою сторону, мы можем и не устоять.

— Ты думаешь, это возможно?

— На сеймах в Речи Посполитой такое случается нередко.