Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

Ленька, не обращая внимания на это, прибавляет обороты, выдает еще один заход, еще, еще. И все быстрее, быстрее. Петя за ним, четко отслеживая ритм, который задавали пальцы баяниста, чтобы разогнать ноги танцора. И в тот момент, когда, казалось, быстрее играть и танцевать было просто невозможно, Ленька бросал пальцы в перепляс. Обычно в эти мгновения по асфальту дубасили каблуки, шлепали ладони о колена, груди, бедра. В Петиной «цыганочке» украшательств никаких не было. Он не пел, не тряс плечами, не лупил по воздуху руками, не бил себя почем зря. Подчиняясь музыке, он стремительно несся по кругу, и вдруг тело его, грузное, медвежеподобное, превращалось в серую большую пушинку, которая кружилась в вихре безумного танца, украшая бешеные переборы удивительно-музыкальным шорохом длиннополого пиджака, едва уловимыми звуками из груди. Петя парил над землей, а пацаны понять не могли, какая сила удерживает его в воздухе?

— Ну Петь, ты даешь! Опять переплясал, — Ленька опускал руки, а танцор пожимал плечами и уходил. — Все равно переиграю! — не сдавался баянист и с «туляком» своим уставшим уходил домой.

Славка солидно шел за ним, мечтая, как и все мальчишки, о баяне и собственной «цыганочке», о победе над лучшим танцором Жилпоселка.

…Славка денег накопил, книгу сам купил «Играй мой баян», а баяна у него все не было. То одно, то пятое, то десятое, как говорила в таких случаях соседка, Ленькина мать. Но в ту субботу все сказочно сошлось: дождь не тюкал вредно по стеклу, мать не пошла на работу, и, главное, Ленька сказал: «Добро!»

Поехали они в Москву, поплутали по переходам, очутились в музыкальной комиссионке. Замерли у прилавка, за которым суетился в белой рубашке с черной бабочке толстый продавец, хитрый, и стояли на стеллажах и полу гармошки, баяны, аккордеоны, какие-то дудки в черных ящиках. Штук двадцать было баянов. И все трое смотрели на них неотрывно. Ленька — взглядом знатока, маэстро. Славка — с замиранием сердца. Мать его — с благоговением и страхом.

— Так, важно протянул жилпоселовский баянист и чуть не убил Славку. — Ничего путевого за 60 рублей нет.

— Может, все-таки полу баян? — несмело молвила мать Славки, но Ленька поставил ее на место:

— На полу баяне — полу игра.

— Поучится, а потом …

— Поверьте, я-то знаю.

Славка в полуобморочном состоянии водил глазами по стеллажам и с ужасом думал: «А вдруг Ленька поддастся?! Позору будет! Полу цыганочка, полу танго, полу рок — полу Славка!» Выйдут в круг полу люди на одной ноге с одной рукой и будут полу дрыгаться под его полу музыку, как микробы какие-нибудь, инфузории без туфелек.

— В чем загвоздка, мамаша? — подвернулся на беду продавец. — Полу баян? Прекрасно, скажу Вам. Дешево и сердито. Легче держать, а значит, и легче играть. Научится, окрепнет — купите полный.

— А, сынок?

А у сынка язык одеревенел, в глазах круги зашевелились — мелкие баянные кнопки — басовые и голосовые — вперемежку. «Так и знал», — обреченно свесил он голову.

— Ну-ка, дядя, тот покажи, — Ленька протянул руку, указал на черный, блестящий, без царапин, то есть совсем новый инструмент, на котором стояла строгая табличка: 90 р.

— Дороговато для мальца, — ехидно шевельнулась «бабочка» под горлом продавца, но баян он подал, а куда ему деваться, если Ленька шпагой руку вперед: вон тот и точка.

— Может, я его себе куплю, — баянист успокоил на время мать Славки, пробежался по клавишам. — Вещь! — сказал торжественно, а черный блестящий баян бедного Славку очаровал: какие клавиши, какой четкий звук, как красиво растопыриваются меха, как вообще он блестит здорово!

— Я бы мальцу полу баян рекомендовал, — черная «бабочка», видно, очень захотела, чтобы ее поймали и засушили на гербарий.

Славка даже пожалел, что не было у него сачка, посмотрел на мать, как всегда смотрел, если у него чего-нибудь не хватало жизненно-важного, очень необходимого, и … обрадовался сын! В глазах мамкиных он увидел таинственный огонек — и ей понравился баян! Она глядела на Ленька, на прекрасный инструмент, на Славкино очарованное отражение в зеркальном блеске лака, и наконец она улыбнулась:

— У меня девяносто два рубля. На обратную дорогу хватит.

— Вещь! — обрадовался и Ленька. — Сделан, видите, год назад. Новяк!

Купили!

Дома Славка уговорил Леньку показать пару пьес: «Русского» и «Барыню». Долго ломал пальцы, получилось, запомнил. Потом бегал по поселку, хвалился друзьям, к полуночи пришел домой, лег в кровать, сказал, рассматривая черный свой, блестящий баян:

— Ма, подай мне его. Потренируюсь.

Поднял подушку, приподнялся. Мать дала, удивленная и довольная, инструмент, он поиграл немного, притомился, уложил баян рядом и заснул, загадав желание: «Может, Ленька завтра «цыганочку» покажет».

Объявилась нудная зима.

«Катайся на гагах, коньки, как коньки, — твердила мать, пожимая плечами. — Баян же купили, денег нет».

«Что мне с ним на каток ходить, в ворота его ставить?»«— кричал Славка, а зима, не вслушиваясь в давний их спор, бежала быстро, как с крутой горки на санках.

Но однажды свалилось на Славку счастье. Ленька пришел с работы и сказал: