Петр сообщил в Москву, что Гордон стал меньше ста саженей от крепостной стены. Казаков Гордон расположил на своем правом фланге — выше крепости, на берегу, «дабы охранять местность, необходимую для снабжения (…) отряда водой».
Турки, потерявшие в бою человек 300 мстительно палили с стен, «ядра их перелетали через лагерь, и в нем нашлось не мало людей малодушных, в бегстве искавших спасения». Но Гордон, ободряя храбрых, удержался, пока не подошли две остальные дивизии.
С этими двумя дивизиями дело затянулось. Своего транспорта у них не было, телегами запасся изначально один Гордон. Пришлось 3 июля телеги обратно от Азова к Матишовой пристани посылать. Только они тронулись, в степи появились татары. Дал им Гордон в прикрытие два стрелецких полка, и так под защитой полков Головцына и Батурина потащился обоз к Койсугу, «непрестанно тревожимый татарами, которые крепко провожали его, с жестокими напусками, от Азова до пристани».
Гордон же, не теряя времени повел апроши, поставил раскаты и для защиты их возвел три редута.
5 июля остальные дивизии, «сопровождаемые татарами», подошли к Азову и заняли назначенные им места: Головин стал на правом фланге, здесь же расположилась главная квартира, Лефорт — на левом. 7000 донских казаков отошли и стали на берегу Дона выше крепости, между ней и Каланчинскими башнями. Вскоре к армии подошли дополнительно 2000 башкирцев, 2300 яицких и астраханских казаков и 400 калмыков.
Царь сразу же отправился в траншеи и сам стрелял по Азову из трех мортир бомбами. Делал он такие вещи обычно с удовольствием, а цесарский военный представитель при русской армии Плейер называл русскую артиллерию «великолепной». И сейчас, когда царь стрельнул бомбами, «они полетели хорошо, но упали в близком расстоянии, хотя орудия наведены были под углом 45 градусов».
Следующие три дня кипели земляные работы, войска рыли апроши, приближаясь к азовским стенам.
В походном журнале сказано, что 6 июля «генерал Лефорт бил из пушек по городу», 7 июля «ничего не было» и 8 июля «ничего не было ж». Только 9 июля «была на генерала Лефорта вылазка из города Азова», а 10-го снова «ничего не было».
Устрялов же сообщает, что 8 и 9 июля открылась по городу пальба из орудий. Самый сильный огонь был в центре, где поставили две главные батареи — в 8 мортир и в 16 больших пушек. С первой сам царь две недели метал бомбы в Азов и устроил там с первого же дня пожар. Вторая батарея сбила большую караульную башню и 9 июля заставила умолкнуть турецкие пушки на противостоящем бастионе.
Но турки еще 6 июля подвезли морем подкрепления на 20 галерах, тушили пожары, исправляли повреждения, стреляли в ответ и ходили на вылазки.
Скоро выяснилось, что сухим путем от Койсуги много не навозишь, да и татары постоянно подстерегают. Прямому же подвозу по Дону препятствовали две башни с пушками и гарнизонами в трех верстах выше Азова. Между ними через реку была протянута цепь, заграждавшая судовой ход.
В походном журнале коротко сказано: «В 11 день. Был окрик». Видимо, какая-то тревога. Ясно, что писал человек «маленький», к высшему начальству не вхожий. И ясно это потому, что по Н. Устрялову, 11 и 13 июля военный совет решал, как быть с каланчами. На второй консилии приговорили: взять нынче же ночью. Царь вызвал охотников из донских казаков, обещая добровольцам по 10 рублей каждому. Вызвались двести человек. В подкрепление их назначили солдатский полк Александра Шарфа.
За час до рассвета 14-го казаки подобрались к ближней, на левой стороне Дона башне. Взорванная под железными воротами петарда действия не произвела. Тогда казаки ломами расковыряли бойницу и через нее ворвались внутрь. Гарнизон состоял из трех десятков турок; они с час отстреливались, отбивались камнями, наконец, положили оружие. Сдались 15 человек, 4 подобрали убитыми, немногие бросились в Дон и потонули (видимо, сверху их расстреляли), спасся бегством лишь один. Трофеи состояли из 15 пушек и нескольких бочонков пороху. Сами казаки потеряли 10 человек убитыми.
«Доблестное дело казаков произвело в армии радость неописанную; во всех полках служили благодарственный молебен с пушечною пальбою».
Но, как пишет Н. Устрялов, «в минуты всеобщего веселия Царь был огорчен неожиданною изменою, которая имела пагубные следствия». В тот же день 14 июля, после полудня, в Азов сбежал некий голландец Яков Янсен (А. С. Пушкин писал, что он бежал, «ночью заколотя пушки»). Петр принял его на русскую службу в Архангельске, перекрестил в православие, приблизил к себе; «проводил с ним дни и ночи, не скрывая от него своих намерений». Гордон в своем дневнике называл его «немецким моряком», Голиков — выписанным инженером, который управлял артиллерией, а Феофан Прокопович — капитаном Преображенского полка. Теперь он поделился с азовцами всем, что знал, а знал он много. В частности, он указал слабейшее место русской позиции — незаконченные траншеи между лагерями Гордона и Лефорта, не прикрытые редутами.