Азурмен. Рука Азуриана

Они остановились около золотого проема, закрытого витиевато украшенными дверьми. По приказу Тинарина двери отворились, обнажая транспортную камеру. Капитан мелком оглянулся на Гиландриса, затем на Азурмена, а потом махом руки пригласил Неридиат в транспортер.

— Сначала пусть наша гостья отдохнет, а уже потом мы будем забивать ее голову более подробными разъяснениями, — произнес корсар, когда она ступила внутрь. Он встал в проем, преградив остальным путь.

Азурмен глянул на Неридиат.

— Сейчас нам надо охладить пыл новой атаки Воров Плоти. Когда мы будем готовы к отлету, ты тоже должна быть готова.

— Просто расслабься и отдохни, — добавил Тинарин. Неридиат посмотрела на него исподлобья. — Правда, ты просто попробуй.

— Нас ждет битва, — развернувшись, сказал Азурмен остальным.

— Ты имеешь в виду, ждет победа? — произнес Гиландрис.

— Возможно.

Двери бесшумно захлопнулись, и теперь Неридиат с Маньей остались наедине с капитаном корсаров. Он улыбнулся, когда провел рукой по контрольной панели, направив транспортер к нужному месту. С едва слышным гулом камера начала движение.

Незнакомцы.

— Все эти ясновидцы, лорды-фениксы, пираты, — прошептала Неридиат, делая вид, что целует дочь в ее маленький лоб. — Они, и вправду, незнакомцы, моя сверкающая звездочка.

Опасность?

— Спи, моя красавица, и ни о чем не беспокойся. — Она оглянулась на Тинарина, который, разглядывая камень в перстне, притворялся, что ему неинтересно знать, о чем она разговаривает с дочерью. — Я никому не дам обидеть тебя.

VII

Иллиатин бежал, оставляя змееобразные тропинки в блестящем золотом тумане, который устлал весь город. Повсюду лежали усеявшие улицы и переулки мертвецы, а некоторые из них были так ужасно искорежены, что, по-видимому, упали с верхних этажей и балконов. Казалось странным, что их лица застыли в умиротворении, словно в последний миг жизни их страдания улетучились, а их мирские желания наконец были удовлетворены.

Гогот нарушил воцарившуюся тишину, выдав других выживших. Памятуя о том, что за эльдар правили городом в его роковые дни, Иллиатин решил, что ни в коем случае не должен пересекаться с остальными.

Пока он направлялся к штабу Настоящих Стражей, его одолевали противоречивые мысли. Хоть его и потрясло до глубины души все происходящее, страх за жизнь Тетесиса заставлял его ноги бежать быстрее. Также подгонял его и страх за собственную жизнь, ибо он из последних сил надеялся, что найдет брата живым и тот сможет защитить его.

Туман начал сгущаться, и зависшие в воздухе капельки становились все больше и больше. Сияющие серебряные бусины размером с его кулак медленно спускались к земле, скользя по воздуху, будто слезы по щеке.

В изумлении он остановился. Он выставил руку, и одна из капель легла на его ладонь. Сначала она показалась холодной, но через миг бусина наполнилась теплом, вытянув, по-видимому, немного жизни из Иллиатина. Потом он осознал, что она не питалась энергией, а делилась. Капля стала твердой, превратившись в овальный камень. Он быстро пульсировал в такт его колотящемуся сердцу.

Вокруг него лежали и другие камни. Он набивал ими карманы и два мешочка, висящие на поясе. Пока он хватал столько камней, сколько мог унести, он приметил, что остальные не оживились от его прикосновения.