Потом неожиданно села в «Кейбл-Кар» и, заплатив два доллара, поехала куда-то вверх по улочке, обсаженной гортензиями.
Она вышла где-то далеко, среди маленьких особняков в викторианском стиле. Вывески объявляли, что она находится в квартале Кастро. «Кастро-шуз», «Кастро-фуд». На крылечках особняков загорали педерасты — крепкие мужики в черных майках с узкими бретельками, в джинсах. Неожиданно вышла на улицу, по центру которой тянулся ряд огромных пальм, похожих на гигантские ананасы. «Деларосса», — прочитала название. Потом пила душистый и очень крепкий кофе на улице Элизабет, потом разглядывала изделия из стекла в витрине маленького магазина: ангелы, сердца, птицы…
Цены, наверное, для здешних мест невысокие, но не для нее. Итак, уже истрачено восемь долларов и два на обратную дорогу, итого десять. Почему десять? А кредитные карты? Значит, решила стать воровкой? Ну хорошо, в конце концов, есть счет 1861939 на имя Ирэн Синьоре, Сашин счет, если будет нужно, можно попробовать, а пока… Она толкнула стеклянную дверь лавочки, звякнул колокольчик. Выбрала самое дешевое — синюю птичку с красным хохолком и клювом. На память о квартале Кастро, об этом прохладном летнем вечере, о тумане, стоящем над океаном, вот за тем далеким парком, о своем одиночестве.
В отель идти не хотелось, там ощетинившаяся Наталья, зажатые, неулыбающиеся коллеги. А здесь праздник. Увидела название «Везувий» и окно-витраж в стиле модерн, лилии, водоросли… В кафе пахло камфарой и еще чем-то сильным и сладковатым.
Здесь явно сидели «свои». Смех, оклики, широкополые черные шляпы, высокие стаканы, сизый сладкий дым.
Ирина села за единственно свободный столик возле двери, у окна. Заказала апельсиновый сок.
В витраже был маленький кусочек простого стекла, и она забавлялась, наблюдая, как прохожие из зеленых превращаются в голубых, потом в коричневых, потом в нормальных.
Прохожие были белыми, желтыми, черными, молодыми, старыми, — всякими.
В коричневом секторе появился высокий человек в светлой рубашке, в джинсах. Дошел до голубого сектора и остановился. Ирина узнала руководителя группы Глеба Владимировича. Он стоял, постукивая газетой по колену. Подошла стройная женщина. Ирина, опрокинув стакан, наклонилась к прозрачному кусочку стекла. Это была Наталья.
Они о чем-то быстро и деловито говорили, Наталья отбрасывала все время со лба челку, как всегда в минуты волнения. Глеб Владимирович отвечал недовольно. Потом Наталья пожала раздраженно плечами, и они разошлись в разные стороны, как незнакомые. Но ведь они и были таковыми, они играли таковых. Ирина даже не поблагодарила официанта, вытершего пролитый сок. Сидела, откинувшись на спинку стула.
Вдруг оказалась снова в центре, на улице Колумбус, в кафе, где допотопный музыкальный автомат выдавал арии из знаменитых итальянских опер в исполнении великих певцов начала века. Это был стиль кафе под названием «Травиата».
Ирина пила какой-то темный напиток, отдающий кофе и мятой. За стойкой у старинной кофеварки хозяйничала плотная темноволосая женщина.
Ирина подошла к стойке.
— Хау мач?
— Мадам, я говорю по-русски, — ответила женщина с армянским акцентом.
Через десять минут они сидели в маленькой задней комнатке, и Гаянэ разогревала на двухконфорочной плите долму и тоненькие блинчики с мясом.
— Я всегда узнаю советских туристов. Не обижайтесь, вы одеты хорошо. Но вот эту затравленность видно сразу.
Она говорила обо всем сразу, а печальные глаза смотрели вопрошающе: что с тобой случилось?
— Не обращайте внимания, я все время что-то роняю. Плохо работает правая рука. Это после дэмэдж. Наверное, микроинсульт. Не знаю, мне некогда поинтересоваться. У меня дочь, сын и куча внуков-негодяев. Сейчас они прибегут есть. Нет-нет, не волнуйтесь, хватит всем. Вас поселили в хорошем отеле, простите, но это немного странно. Обычно русских селят в Кастро. Вы были? Прелестный район. У меня будет просьба, пустяковая, маленький презент подруге детства, не знаю что, завтра бы я купила что-нибудь стоящее. Что нужно? Чего нет? Я знаю, тайсы — проблема, вы их называете колготки. Можно передать с вами колготки? Можно? Ну вот и прекрасно.
Она выдвинула какой-то ящик и вытащила несколько пакетов.
— Пожалуйста, одни для вас. Ваш размер, я думаю, три. Это немецкие, фирмы Элбео, отличное качество. Черные — это ничего? Выберите себе с рисунком. Там есть. Вы симпатичная. Я понимаю в людях. Много повидала, и потом — это армянская черта понимать в людях. Я сразу полюбила мою дотер ин до[16]. И оказалась права. Во время дэмэджа…
— Простите, а что это такое — дэмэдж?
— Вы не знаете?! Это землетрясение. Семнадцатого октября в пять тридцать. Вы себе не представляете, что творилось. Вот я одна могу вам рассказать свой экспериенс[17]… Сижу на улице, боюсь зайти в дом, свету не было, уже пять тридцать, начало темнеть.