b9ed2b7c2773489858e7598835137468

почтамтом не пользоваться. У Феликса Романовича дело до тюремного

суицида дошло, но выжил, а тем временем Черненко взял, да и помер.

Еще с год помурыжили, освободили из-под стражи. Суд его оправдал.

Следователь некоторые неприятности имел, но отбился, человек

казенный, прикажут - удушит, прикажут - будет кормить апельсинами.

Да он, следователь, был слух, и вовсе из прокуратуры ушел, крестился в

связи с подъемом духовности, в иереи пошел и сейчас в

Екатеринбургской епархии какой-то видный пост имеет.

Так вот, когда Фелик еще до посадки однажды у меня дома насчет

резервации проповедовал, обоснованно и со страстью, задал ему мой

двенадцатилетний сын вопрос: "Феликс Романович, ну, если Вас

послушают, сделают резервацию, чтобы белых людей не пускать, а там, в

резервации, вдруг тоже нефть найдется? Что тогда?" Не смог ведь

защитник аборигенов ответить ребенку! Не столько потому, что не знал

ответа, сколько потому, что - знал.

Ну, давайте все же вернемся в 65й год, когда нефти еще не так много

добываем, но перспективы сомнений не вызывают. Недолго аборигенам

хозяевами своих озер да болот оставаться. Закончила партия работу в

этом месте - собираются на другой берег Казыма перебираться. А хант

ихний за ними просится, чего обычно не бывает. Не любят они от своих

родных мест уезжать. А этот, что характерно, еще и никогда из партии в

нацпоселок не уходит. Так с ними и ночует, и живет, и ест, и пьет. Взяли

они его, да так он с этой партией и странствовал по Ханты-Мансийскому

и Ямало-Ненецкому округам, даже тогда, когда не было возможности

ему зарплату начислять. Остался и после Володиного возвращения в

Свердловск, ребята еще и через год от него в письмах привет передавали.

Но к этому времени Володя уже знал, почему абориген так к их бродячей

жизни прилепился. За время, вместе прожитое, особенно после

разведенного по вечеру, узнал Вова по крохам судьбу своего сотоварища.

Началось с того, что он выказал некоторое знание городской жизни и

конкретное знакомство с большим городом Чита. Все-таки от Казымской

тундры не самый близкий город, три тыщи кэмэ по прямой. Выяснилось -

сидел он там. А там под спирт и слезы вся история рассказалась. Понятно

стало, почему он к хантам в поселки не ходит, а все с русскими по округу

таскается.

106

Байки нефтяного Севера

Убил он жену. Как, за что, тут роли не играет, но прежде, чем русской

милиции сообщать, собрались уважаемые пожилые родственники решать

его судьбу по своему обычаю, а не по городскому закону. Присудили его

повеситься. А он не захотел, молодой парень, двадцать лет ему тогда

было. Да и вековые традиции интернатом подорваны. Тогда его из рода

выгнали. Чужой он теперь, мертвый, никто с ним ни слова сказать, ни

дела иметь не может. И все казымские ханты, от последнего рыбака до

кандидата философских наук в Тюмени и партработника в Ханты-

Мансийске об этом знают. Нету его на свете. А русская милиция его

забрала, судили, дали восемь лет, которые он в Чите и под Читой провел.

Откуда и язык хорошо знает и даже блатные песни. В тюрьме и лагере

было хорошо - кормят, обижать особо не обижают, кров всегда есть, не

замерзнешь. А вернулся - назад ходу нет, начал он в одиночку жить, да

рыбу ловить, но уж и навыки утрачены, да еще и летом жить можно, летом почти все кочуют, а на зиму в поселок к теплу. А его туда не

возьмут - мертвый он. Вот для него сейсмическая партия как спасение

было. Тут, конечно, тоже за полного человека не считают - когда это

русские "чурок" за людей держали? Но не сравнить с соплеменниками, для которых ты - мертвый. Володя ему было попробовал посоветовать в

другое место прибиться - к аганским ханты возле Сургута или к вахским

у Ларьяка. Но там языки совсем другие. Шансов укорениться

практически нет.

Действительно, этнографы и языковеды числят пять угорских языков: венгерский с 14 миллионами говорящих, мансийский - с пятью тысячами

и, на десять тысяч ханты, еще три сильно отличающихся языка. Были, вроде бы, еще башкиры, но в сумятице переселения народов, тюркских и

монгольских завоеваний кто посмышленей из угров, тот скочевал на

Запад, в Паннонию, кто не так быстро сечет фишку - остался на месте, но

принял тюркский язык по сей день, а у кого не хватило

сообразительности ни на эмиграцию, ни на приспособление к

обстоятельствам - того история загнала в приобские болота, где они и

отсиживались, отправляя повелителям на юг меховой ясак.

Так и отсиделись до той поры, пока не пришла в Тюмень Юрию Эрвье

знаменитая радиограмма начальника экспедиции Михаила Шалавина

"ики юз али - уч юз". По азербайджански для большей секретности и

чтобы не спугнуть фарт, один геолог сообщал другому то, чего они оба

так ждали - фонтан на сважине Р-6 Шаимской площади дал двести

пятьдесят - триста тонн нефти в сутки. Тут и началось. Гордость и