Ба (СИ)

От осознания, что я не в курсе кто такой Тьюринг и что за тест носит его имя, стало ещё обиднее.

"Серьёзно, приведи мне хоть один пример самостоятельного решения, - с садистским удовольствием не унималась Алёна. - О, погоди, я помню! Ты сама решила, что мы сегодня готовим спагетти".

"Не будем мы сегодня их готовить!" - почти взрывалась я.

"Упс! И это твоё решение я смогла изменить! Ты простая, как программа, написанная первокурсником. Знаешь, я никогда не программировала, но уверена, что напишу более утончённый искусственный интеллект, чем твой мозг".

Тёплые слёзы стекали по лицу, как первые весенние ручьи, и я села на лавочку возле входа в метро, боясь спускаться в таком виде.

Алёна была права, права во всём! Я всю жизнь плыла по течению, и лишь Алёна разнообразила моё жалкое существование...

"Уволься завтра и никогда больше не говори с Вадимом, он мерзкий тип... Ну-ну, не плачь, дорогая, это всё для тебя... Пожалуй, я разрешу тебе разговаривать с Петей из университета. Он больше похож на девушку, чем Вадим".

- Спасибо... - прошептала я и высморкалась в платок.

***

Алёна никогда не рассказывала о своей жизни в деревне, а я перестала спрашивать, поняв, как её выводят из себя вопросы о прошлом.

Но порой я видела сны Алёны. Или это были мои сны о её жизни, тут сложно сказать. Обычно всплывали мрачные картины, стирающиеся из памяти наутро, и я не могла ухватиться хоть за одну нить из клубка сна, чтобы распутать его после пробуждения.

Однако это сон явился неожиданно чётким. Если прошлые сны Алёны я смотрела словно через мутное стекло, то этот - через увеличительную линзу.

- Эй, жена, почему рубаха не заштопана? - слышит Алёна крик из соседней комнаты.

Со страхом хватает она длинную потёртую рубаху с лавки, трясущимися руками ищет иглу, нити, лоскуты на заплатку. В углу висит люлька, в ней кричит ребёнок, но Алёна не отвлекается. Я чувствую, как быстро стучит сердце в груди родственницы, будто после трёх километров бега.

- Черти тебя задери! - влетает в комнату высокий мужчина, обнажённый по пояс. Тело блестит от пота, волосы на груди скатались в комки, руки покрыты ссадинами от тяжёлой работы. - Коли ты и не начала?

- Так ты доселе не просил... - слышится едва различимый голос Алёны, прижимающей рубаху к груди.

- Я должен просить?! - кричит мужчина, и его лицо наливается кровью. - Просить тебя!? Это твой позор, а не мой, коли я, твой муж, в рваной рубахе на люди пойду!

- Но Архипушка... - шепчет Алёна, - разве же моя вина, коли бурёнки наши хворают, а я за ними хожу? Мор ведь скотский в деревнях...

- Ах тебе корова дороже мужа?!

Архип подбегает к Алёне, вырывает рубаху из её онемевших рук и бьёт каменным кулаком по лицу. Я, кажется, слышу хруст кости и чувствую, как Алёна падает головой на кровать.

- У других жёны не ропщут на скотину! - орёт Архип, разрывая рубаху пополам. - У других держат мужей в чистом да в штопанном!

Алёна сползает на пол и закрывает руками лицо, так что я ничего не вижу. Но ткань продолжает рваться, и я догадываюсь, что мужчина превращает рубаху в лоскуты.

- Взял тебя, старую девку, замуж, а толку, как от козла молока! Ни харчей вкусных наварить, ни хату чисто прибрать, ни сына родить! Три лета понести не могла, и то девчонку мне сделала!

Я чувствую, как Алёна уползает в угол по деревянному полу, но вдруг рука хватает её за ногу и тянет обратно.

- Куда собралась? - рычит Архип.

Алёна открывает глаза, и я вижу, как над ней нависает муж и тянет руки к шее. Вот он хватает жену за горло и начинает трясти, ударяя лежащую Алёну об пол.

- Арх... - пытается говорить Алёна, хватаясь за израненные работой на поле руки мужчины. - Архи... Хата убрана... Харчи сварены... Пусти... Убьёшь...

Архип скалится довольной улыбкой и роняет Алёну, которая вновь ударяется головой об пол. Он громко топает ногой у её лица, словно намереваясь наступить, и когда жена начинает дрожать и плакать, весело смеётся и уходит.

- Заштопай к ужину! - кричит он напоследок и кидает в Алёну лоскуты, оставшиеся от рубахи.

Алёна лежит на холодном полу, содрогаясь от рыданий. Я чувствую, как болит голова, как саднит израненная шея. Всё время кричит ребёнок в люльке.

Снова хлопает входная дверь, и Алёна сжимается комочком, боясь, что вернулся муж, но в комнате появляется молодая девушка, я вижу её через всклокоченные волосы на лице родственницы. У вошедшей такие же густые чёрные волосы, как у Архипа, но они собраны в тугую косу, непокрытую платком, как у каждой незамужней девки.

- Алёнушка! - девушка бросается на пол. - Снова брат дрался? Господь Иисус и двенадцать апостолов!

Чувствую тёплую руку на раскалывающейся голове.

- Прости его ради бога! - плачущим голосом молит девушка. - Прости, он ведь не со зла!

- Как... как же такое... и не со зла... - неузнаваемо хриплым голосом шепчет Алёна.

- Ох, я из родительских комнат услышала, как он дерётся! - плачет девушка. - Ох, подумала, убьёт теперь Алёнку точно! Помешала бы, так он и меня убьёт!