Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма

Так, однажды во время трапезы по поводу выкупа первенца, когда она вроде бы подходила к концу, Бешт вдруг взял кусок хлеба, начал жевать и внезапно лицо его покраснело, и он словно окаменел.

Сидевшие за столом перепугались, решив, что Бешт подавился, однако р. Зеэв Кицес, который к тому времени был уже хорошо знаком с поведением Бешта, вглядевшись в его лицо, понял, что тот находится в своем обычном состоянии транса, и велел оставить учителя в покое.

Через какое-то время Бешт пришел в себя, а на вопрос, что с ним такое было, пояснил: «Принявшись за этот кусок хлеба, я проникся тем направлением мысли, которое было у учителя нашего Моше, когда его в первый раз кормила Ципора. И лишь достиг я нужной силы „каваны“, как пришел Моше рабейну, и случилось то, что случилось».[253] Хотя о том, что именно случилось, нам остается только строить догадки.

Поясняя отношение Бешта к еде, его внук вспоминал, как тот объяснял значение слов псалма «Есть будут смиренные и насытятся» (Пс., 22:27). Бешт добавлял к этому стиху слова мудрецов Талмуда «Человеку всегда следует есть на треть меньше, чем ему хочется, дабы не вскипели в нем страсти» и продолжал: «Выходит, человеку, который удостоился смирения и никогда не гневается (ибо гнев — порождение гордыни), можно есть до полного насыщения. Об этом сказано: „Есть будут смиренные и насытятся“ — то есть их мерой может быть насыщение. Еще сказано: „Праведник ест, чтобы насытить душу“ (Мишлей, 13:25). И вот как благословляет Всевышний народ Израиля: „… и будете есть хлеб свой досыта“ (Ваикра, 26:5)».

Судя по дошедшим до нас источникам, по отношению к еде Бешт воспринял и развил отношение Аризаля, согласно которому еда и питье содержат в себе искры святости первого человека Адама, которые рассыпаны по всей неживой природе, растениям, животным и людям, и эти искры с стремятся через духовную природу человека вознестись вверх, к Творцу.

Отсюда и вытекает известная максима хасидизма о том, что еда в святости — начало всякой святости, и именно этим объясняются пристрастии и обычаи Бешта в еде. Сама необходимость в еде, по Бешту, вполне естественна, и все зависит от отношения к ней.

Праведник ест для того, чтобы «насытить душу» — то есть, чтобы с помощью еды обрести необходимые силы для дальнейшего нравственного и духовного совершенствования, приближения к Всевышнему. И в процессе еды, согласно книге «Дегель махане Эфраим», он связывает себя не столько с ее материальной сущностью, сколько со скрытой в ней частью Божественности. Чревоугодника же, целиком погрязшего в нашем материальном мире и заботит лишь чисто физический процесс поглощения пищи и связанное с этим опять-таки чисто физическое наслаждение.

Ни в чем, говорил Бешт, «йецер а-ра» (дурное начало) не искушает человека так, как в еде, питье и интимных отношениях, и многие люди попадаются в сети дурного начала именно тогда, когда занимаются поиском заработка ради пропитания, и простому человеку приходится вести борьбу с этим началом в себе непрестанно.

Можно ли быть знатоком Торы и при этом отдавать дань чревоугодию? В принципе, да, но следует помнить, что при этом дурное начало искушает его постоянно, и ему также приходится постоянно вести этот тяжелый поединок. И потому, по Бешту, предпочтительнее второй путь, выраженный в словах: «Таков путь Торы: ешь хлеб с солью и пей воду малой меркой…» («Авот», 6:40), то есть соблюдение максимальной умеренности в еде[254].

В то же время в одной из историй Бешт заступается за некого проповедника, которого заподозрили в обжорстве. «Зато его проповеди идут из уст самого пророка Элиягу», — говорит он, разом останавливая желающих позубоскалить над чужой слабостью и меняя отношение к этому человеку.

* * *

Из историй про взаимоотношения Бешта и резников понятно, какое огромное внимание он уделял кошерности пищи. Потребление некошерной пищи, по Бешту, приводит к тому, что сознание человека склоняется к нечистоте, которая становится его органической частью. «Из-за этого он приходит к неверию, не дай Б-г, и отрицает слова мудрецов прежних поколений, благословенна их память, и не принимает наставления мудрецов своего поколения. И беды обрушиваются на него, не дай Б-г…»

* * *

Одной из важнейших человеческих добродетелей Бешт считал гостеприимство. Вспомним, что даже в те дни, когда он был просты бедным корчмарем, он не упускал случая принять у себя гостей, особенно, на субботу. Ну а после того, как он поселился в Меджибоже, не было субботы, чтобы у него за столом не собирались сначала только домочадцы и самые близкие ученики, а затем число гостей все множилось, в том числе и за счет тех десятков, а потом и сотен евреев, решивших стать адептами хасидизма и желавшими провести субботу с Бештом — помолиться вместе с ним в синагоге, послушать его субботнюю проповедь, поучаствовать в одной с ним трапезе.