Бабье гнездо

Повесть

Виктор Ружин

Бабье гнездо

Зима только что началась. Выпавший снег еще не слежался, был пушистый и чистый. Скрипя полозьями, лошадь повернула к одной из дверей землянки, и чуть не упершись мордой в ветхую пристройку, остановилась под привычный ей звук: «Тр-р-р-р». Слезшие с саней путники (их было трое: старик за кучера и женщина с мальчишкой) суетливо стали разгружать свои небогатые пожитки.

Обиталище это, где ютилось множество семей, составляло общую землянку. Его вытянутая утроба, как бы раздавленная в лепешку, широко распласталась по земле, смотря на мир из-под снега лишь небольшими оконцами, да выпяченными темно-серыми деревянными пристройками. Оно имело вид до того загадочный, что сразу и не разберешь: то ли в глубокой дреме, смирившись со всем, равнодушно доживает свой век; то ли в мудрой задумчивости, с упреком глазеет на все, как большой знаток жизненной тайны; то ли хитро подсмеивается над всеми: «Э-ге-ге, дурашки, поделом вам, коль живете без смысла в жизни, ну и майтесь, черт с вами, о-хо-хо!»; то порой в воинственной злобе, насупившись, угрожая кому-то, становится черным и злым.

Пришел в этот край ссыльный и пришлый народ и растревожил таёжный покой леса, сбил его ритм, тронул его вековой уклад, и лес стал отступать от человека, обнажая землю, обезображенную рытьём. Добывали уголь по-варварски, наносили огромные раны земле разрезами, рудниками и шахтами. В бабьем гнезде сгрудился народ, каждый со своей ношей, которую несет до конца жизни. Строили жилище артелью, сообща, из самого обыденного материала: из досок, земли, которая шла на покрытие крыши, земляных плacтов, из которых клали стены и глины, которой мазали стены внутри. Строили лопатами и топорами.

На земляной заснеженной крыше сухие кусты полыни, забылись в грусти, прожив свою жизнь, они жертвуют ветру горькие семена для новых всходов так же, как люди дарят свои судьбы неизвестности.

Пустынный безжизненный переулок с приездом незнакомцев оживился. В оконцах появились любопытствующие лица. Заскрипели двери, которые облепили вкруговую жилище, вылезали на свет пробужденные люди. Стали рассматривать приезжих, а которые посмелее, взялись помогать таскать пожитки в жилище. Таких жилищ было около десятка, и все они были прилеплены друг к другу и имели общие стены, только выход был у каждого свой. Жилище это именовалось «бабьим гнездом».

* * *

Наконец солнце пробилось сквозь дым войны, очистило лица людей от пороховой копоти и засияло в улыбке со всеми живыми. Но не светит оно Катерине, у неё нет мужа. По ложному доносу соседей, которых замучила зависть по чужому счастью, он погиб в сталинских лагерях, как враг народа.

Вот уже несколько лет Катерина тоскует по мужу, только во сне видит его, тянется к нему, а муж, словно облачко, то растает, то вновь появляется, будто дразнит её. Проснётся она, а вокруг одни пустые стены, да память о муже - сынишка, сладко посапывает. Полюбуется она на него, сонного, поласкает его материнским взглядом и с разбережённой раной в сердце уходит на работу.

Грустно смотрит Катерина на вернувшихся солдат с фронта. Военный полумрак закончился, а у Катерины на сердце тяжесть, боль за свою судьбу.

Пришла Катерина с работы домой, ничего делать не хочет, всё валится из рук. Бухнулась в постель и завыла. Её мальчонка, родной комочек вскарабкался на мать, тычась в неё: « Мама, мама, мама!» И заплакав, обнял ручонками трясущееся плечо матери, чтобы разделить горе.

Скрипнула дверь, в комнату вошла подружка.

– Да будет тебе выть-то, слезами делу не поможешь, чего напрасно убиваться, ты ещё молода, тебе ещё жить да жить надо, а не рёвом надрываться. Поднимайся-ка лучше, да айда ко мне.

Катерина притихла, услышав голос. Села на краю кровати, прижала к себе сына. Сквозь дрожащую пелену слёз узнала подружку Шуру.

– Вон сколько ребят шоферов с фронта пришло, хочешь – познакомлю.

Стоит Катерине посмотреть на женщин, у которых мужья вернулись с войны, на их счастливые лица, как у неё сжимается сердце, задрожит подбородок, она зажмёт лицо руками и уходит с людских глаз подальше. А куда подальше, только к Шуре изливаться слезами.

Шура познакомила Катерину с шофёром Степкой. Катерина стала привыкать к веселому Степке и вскоре забеременела. Узнав про это, Степка скрылся. Он на всё легко смотрел. Легко появился, легко и ушёл. Катерина кустарным способом, в домашних условиях сделала аборт, потеряла много крови, слегла и чуть сама не лишилась жизни. Но благодаря крепкому здоровью, отлежавшись, выкарабкалась с того света. Но тут на нее навалилась другая напасть. После выздоровления к ней заглянул Шурин ухажер.

– Без радости живу, только время волыню, – поделился он печалью с Катериной. Его приход к Катерине углядели плутовские соседские все видящие глаза и нашушукали Шуре. Та, с пылу-жару, заскочив к Катерине, вздыбясь, в страшной злобе, с пеной у рта, выплеснула на Катерину ревнивое жало. С жалом выплеснула и свой рассудок, слегла в больницу, впала в буйное помешательство, так и умерла в больнице, привязанная к койке.