Читаем Бабье гнездо полностью

О Клавдии Ванюшка сожалел, ему было жалко Клавдию, что зарыли доброту в землю. Он подходил к болотинке, к тому месту, где мыла его Клавдия и долго смотрел в воду. В воде ему представлялись Клавдины руки, руки заботливой матери, которые зовут, чтобы омыть его прохладной живительной водичкой и благословить его на жизнь, прожить за себя и за Клавдию.


* * *

Леонтьевна так и стоит живым маячком, одухотворяет, украшает жизнь, и эту миссию несёт уверенно, спокойно, с радостью в сердце. Нагадала Ванюшке на картах.

– Ванюшка, а Ванюшка, тебе выпадает судьба – жить не глухим, сердцем жить.

Настасье третий ребёнок дал силы упорно работать не только на производстве, но и в своём огороде. Вся ушедшая в думку, чтобы поднять детей, дать им твёрдую уверенность идти не по кривой, а прямо по жизни.

Матрёна, пока ещё у Анютки живот небольшой, собрала узлы, отмыла Васютку и велела Анютке одеться во всё новое, чтобы уехать на Украину отстраивать разрушенную войной жизнь. Помытый Васютка стал восковым, словно замер в ожидании встречи вселенского пришествия. Перед отъездом Матрёна вышла в поле и, помолившись, низко поклонилась земле, которая её приютила.

Генка – крещёный надел новый крестик и хранит его под застёгнутой рубашкой. И не спорит о Боге ни с кем. Ездит с матерью в город в церковь, и кормит там голубков – вестников мира божьего.


* * *

Жизнь «бабьего гнезда» незаметна, не броская, она не громкая и не спешная, но натруженная, она проходит по душе, оставляя след. И как бы ты не хотел, а дни настойчиво идут, отсчитывая твой век, идут упрямым беззвучным шагом. Идут и идут, равнодушно покрывая временными пластами твою незатейливую жизнь. Даже простым глазом видишь печаль и тоску «бабьего гнезда». Осиротевшее оно с болью и грустью смотрит на тебя. А таких «бабьих гнёзд», считай пол-России. В таких гнёздах стоит немой укор: «За что так»? Обреченное на прозябание «бабье гнездо» живет, словно в ожидании зова, откуда-то, и, заслышав чистый неземной голос, тут же бы снялось бы и полетело. А куда? Хоть куда! Лишь бы лететь и лететь, чтобы забыться да потеряться.

Весной всё радуется солнцу. Все радуются новой жизни. Птицы вьют новые гнёзда, кроты роют новые норы, все торопятся продлить себя в новом поколении.

Ванюшка ходит на тёплом солнышке, тщательно перешагивая лужи, чтобы не запачкать новые ботинки. Катерина, наблюдая за ним, ловит себя на мысли, что Ванюшке надо жить не только привычками людскими, а жить умом, который вложила она и природа. Быстрей бы Ванюшка понял, что не та жизнь, которая тебя ведёт, а та, которую ты ведёшь.

Весна всё пробуждает, пробуждает и мысли о жизни, и чем больше Катерина думает, тем тяжелей ей становится жить.

За окном тоскует пичуга. Катерина, слушая её, прогоняет грусть, не даёт ей овладеть сердцем: «Весенний дождичек взбрызнет, освежит землю, смотришь, и дышать легче станет. Жить надо, жить, во что бы то ни стало, но жить!»


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза