– Это вместо закуски. – Он расстегнул ее блузку и поцеловал розовый сосок.
Она задрожала. Волна возбуждения опять зарождалась в глубине ее тела.
– Разве тебе это не нравится, Вирджиния? – страстно прошептал он.
– Да. Мне нравится все, что ты со мной делаешь, – призналась она.
–
Опять то же самое.
– Зачем ты так упорно пользуешься этим словом, Болтон? – тихо спросила она.
– Потому что это – правда, – ответил он, сильнее сжимая ее в объятиях.
Она попыталась высвободиться из кольца его рук, однако он ее не отпустил.
– Пусти меня, Болтон, – потребовала Вирджиния.
– Зачем? Чтобы ты сердилась на меня и еще больше утверждалась в своих ошибочных взглядах? – не сдавался он.
–
– Я отказался от интервью, – внезапно заявил он.
– Что? – она не поняла, о чем он говорит.
– То, что слышала. Я не буду заниматься интервью, – повторил он.
– Но ты
– Я сам выбираю себе работу. А эту решил не делать, – твердо изрек он.
Он отпустил ее, отступил назад и посмотрел Вирджинии в глаза.
– Но ты не можешь так поступить, – она растерянно уставилась на него.
– Поступить как? Любить тебя без оглядки? – В его глазах сверкнула искорка озорства, и он надавил на нее бедром. – Посмотри на меня.
– Ты невозможен, – смутилась Вирджиния.
– Я наполовину апач. Всем известно, что мы любим брать в плен женщин, в особенности таких вспыльчивых, упрямых и своенравных, как ты, – он изобразил дикую ухмылку, обнажив в улыбке белые зубы.
– Я – упрямая? Да я в подметки тебе не гожусь, Болтон Грей Вульф, – в сердцах крикнула Вирджиния.
– Ну почему ты не доверяешь мужчинам? – спросил он.
– Это вопрос из интервью? – осведомилась она.
– Я тебе уже объяснил, что не занимаюсь больше интервью, – очередной раз повторил Болтон.
– Черт возьми, Болтон. Ты
– Почему? – удивился он.
– Потому что я обещала дать
– Это значит, что с меня сняты подозрения в выведывании секретов постельными методами? – Болтон был беспощаден.
– Я так не говорила, – защищалась она.
– Это было сказано другими словами, но суть от этого не изменилась, – сказал Болтон.
– Послушай… Ну что я могу поделать, если недоверие к журналистам у меня в крови? – оправдывалась Вирджиния.
– Разве мы не решили этого вопроса, Вирджиния? Когда ты, наконец, увидишь во мне человека, а не представителя прессы? Когда ты научишься мне доверять? – Он ни за что не хотел ей уступать.
– Ты упорный. Неудивительно, что ты так хорош, – заметила она.
– В постели или в журналистике? – попытался уточнить он.
– Везде, – ответила она. Болтон непринужденно улыбнулся. – Хорошо… хорошо. Я согласна. Я доверяю тебе, Болтон. Настолько, насколько вообще способна верить кому-то из вас.
– Отлично. Тогда я, наконец, займусь интервью, – он вздохнул и посмотрел на нее своими пронзительными голубыми глазами, которые, казалось, заглядывали прямо ей в душу. – Вернемся к моему первоначальному вопросу. Из-за чего ты перестала доверять мужчинам?
На этот раз он не возражал, чтобы она отошла от него подальше. Он интуитивно понимал, что бывают моменты, когда человеку необходимо почувствовать себя полностью свободным. Он знал, что если не позволит сейчас Вирджинии отдалиться, то никогда не сможет удержать ее, не сможет даже
Она шла быстрым, решительным шагом, и в какой-то момент ему показалось, что до самого дома она не оглянется. Сдержав порыв броситься за ней, он остался стоять на лесной опушке.
Она была великолепна в своем гневе. Развевающаяся в ритме шагов пышная юбка не оставляла сомнений в том, что скрывает существо горячее, эмоциональное, готовое взорваться в любой момент. Вирджиния обладала вспыльчивым характером и большой силой воли, и эти качества он в ней любил: она никогда ничего не делала наполовину – и любви, и гневу она предавалась всей душой. Она не надувала губы и не играла в молчанку. С Вирджинией всегда все было предельно ясно. И это нравилось Болтону.
И вот он остался один в том самом месте, где недавно они так страстно любили друг друга. Он смотрел ей вслед и безошибочно уловил то мгновение, когда она решила повернуть назад. Размашистый шаг перешел в размеренную поступь, широкая юбка плавно закачалась. Затаив дыхание, Болтон следил за Вирджинией. Солнце почти скрылось за линией горизонта, оставив после себя золотисто-красную зарю, розовым блеском играющую на белоснежной коже его женщины.
Такой кадр он не мог упустить. Он никогда не устанет любоваться Вирджинией, ему никогда не надоест фотографировать ее. Она была женщиной, которой он восхищался.