Бабье лето в декабре

Вот и до дому дошли. Иван, видно, еще надеялся, что Вера впустит его в квартиру, чаем напоит, рюмаху поднесет, посочувствует, но она захлопнула дверь перед самым его носом.

– Все это я уже слышала, Иван Игнатьич! Некогда мне.

А он, то ли с обиды, то ли надеясь на что-то, звонил и звонил, а между звонками стучал в дверь.

Не обращая внимания на рев звонка, на стук и жалобные уговоры впустить, она складывала в рюкзак и в чемодан вещи. Вечером ехать, а у нее ни у шубы рукав, а еще надо к Артуру забежать. Как там сноха Лида. Ее же в роддом увезли.

Глава 4

А воспоминания нахлынули вновь.

Новый двухквартирный дом, половину которого дали Ивану и Вере, держался молодцевато. Приветливо смотрел на улицу широченными окнами. Бревна еще не потеряли смоляную желтизну. Под шиферную волнистую крышу ушли тугие струны проводов, гудящих низким гитарным голосом. И внутри все свежо, ново, с запахом смолы и дерева. Жаль только, что поселок был без березки, без елочки. Лес антенн заменял растительность. Только черемухи да рябины в палисадниках.

Вера гнездышко семейное обиходила. Все у нее было выглажено, побелено, сияло чистотой. Наверное, такой и должна была быть семейная жизнь. Теперь вспоминалось это как наивный детский радужный сон.

Отец навещал их, вроде даже сердился:

– Ух, ёк-макарёк, ступить боязно.

Долго вытирал сапоги о коврик. Полупальто-московку оставлял у порога в сенях. Боялся насорить.

Иван поил тестя наповал. Тот плакал. Слезу вызывали складно поющие по радио ребятишки, демобилизованные парни, гуляющие по поселку.

– Зачем ты? Он еле ходит, – корила Вера мужа.

– Пусть помнит зятя Ивана Бритвина, – кричал в ответ Иван.

Любил он быть широким, броским, щедрым, да чтоб видели и дивились, что он такой.

Когда возвращался домой с зарплатой, обычно был навеселе, выхватывал из кармана деньги и, подбросив к потолку, орал:

– Золотою казной я осыплю тебя! – и скинув робу прямо на пол, на купюры, мертвой хваткой брал в свои лапы Веру. Невтерпеж ему было тут же, на деньгах этих, заниматься любовью. Вера отбивалась, но он все-таки достигал своего. Притихшие, усталые, лежали они потом на полу и смотрели в потолок.

– Ой, Иван, Иван, – шептала Вера, приютившись около него, – неистовый ты. Ну разве можно так?

– Ничего. Будем жить, Верка! Эх, жись, жись, до чего же ты хороша, сволочь!

Она поднималась на четвереньки и, ползая по полу на коленках, собирала купюры. Иной раз залетала бумажка за диван или кровать. Позднее она неожиданно находила ее. Опять подарок.

Соберет она деньги, тщательно пересчитает, колечком из бельевой резинки схватит и положит в заветную деревянную шкатулку. Она деньги берегла, а Иван брал их без счета, горстью и уходил. Опять звал его Костя Тютин. Кто-то из района или области нагрянул и надо этого по словам Кости нужного человека поить. У Тютина кишка тонка, да и скуповатой был. Кроме того, убеждение такое носил, что Ваня деньги лопатой гребет, вот его и звал на выручку. А иногда Тютин говорил без всяких экивоков: