Хотя большая часть вотчинных земель доставалась по завещаниям сыновьям, на долю женщин пришлось 53% мужских и женских завещаний недвижимости; что же касается движимого имущества, то женщины назначены его наследницами в 68% мужских завещаний и в 61% женских. Таким образом, эти цифры показывают, что ни мужчины, ни женщины не отдавали явного предпочтения наследникам одного с ними пола. Но поведение мужчин и женщин расходилось в отношении вида имущества, которое они готовы были оставить дочерям. Более половины завещателей в данной подборке заявили о том, что имеют здравствующих детей одного пола. Одиннадцать женщин упомянули в завещаниях здравствующих детей обоих полов. Из них 72% (9 из 11) завещали дочерям землю с крестьянами, а 18% (2 из 11) просили их удовольствоваться движимым имуществом. Напротив, 59% (10 из 17) мужчин, имевших детей обоих полов, оставили дочерям землю, а 41% (7 из 17) — только движимое имущество. Таким образом, оказалось, что женщины несколько больше, чем мужчины, заботились о том, чтобы оставить дочерям недвижимость.
К сожалению, из дворянских завещаний нельзя вывести количественные показатели того, насколько щедры были родители к своим дочерям. Дворяне редко указывали в завещаниях, что доля их дочерей превышает положенную по закону — это упущение стоит в одном ряду с отсутствием в завещаниях, особенно XVIII в., сведений о точной стоимости имений. Но есть данные, свидетельствующие о том, что многие русские дворяне отступали от правил наследования и давали дочерям гораздо больше имущества, чем полагалось по закону. Наталья Грот в мемуарах дважды упомянула о щедрости родителей, оставивших ей не четырнадцатую, а пятую часть своих владений{379}
.[153] Депутаты Уложенной комиссии 1767 г. от Дмитровского уезда сокрушались о несправедливости закона, по которому родители обязывались завещать почти все свое имущество сыновьям — возможно, недостойным, — тогда как каждой из дочерей доставалась жалкая четырнадцатая доля{380}. Выступая в 1848 г. за уравнение женщин в наследственных правах с мужчинами, граф Блудов отметил, что родители обычно обходят законы наследования, продавая землю, чтобы отдать вырученные деньги дочерям{381}.При этом, составляя завещания, родители не хотели показывать, какой именно процент их состояния в конце концов окажется в руках у дочерей. Завещание московской вдовы Надежды Суровцовой является примером этого уклончивого стиля: она завещала сыну 27 душ «нашего» имения в Переславском уезде, а также дом с обстановкой, а свою приданую деревню в 22 души отписала дочери{382}
. Превышало ли это наследство законную долю дочери, установить невозможно. Исключением стал граф Никита Панин, указавший общее число крепостных, принадлежавших ему в трех губерниях. Из 9897 душ три его дочери получили 2861, поделенные так, чтобы каждой поступало ежегодно 10 тыс. руб. оброка. Другими словами, Панин завещал примерно по 35% своих владений каждому из сыновей и по 10% каждой дочери, к тому же освободив последних от всякой ответственности за отцовские долги{383}. Но большинство завещателей не так четко обрисовывали распределение своих богатств.Наличие здравствующих детей явно способствовало стремлению завещателей обоего пола исключить лишних претендентов из своих духовных. Но если дворяне, имевшие детей, составляли завещания с осмотрительностью, то еще заметнее эта линия поведения у бездетных завещателей. Хотя они и были менее ограничены в поступках, бездетные завещатели при разделе своей собственности вели себя так же осторожно, как имеющие детей. Бездетные завещатели обоих полов назначили в среднем по 1,8 (44/25 и 42/23) наследника недвижимого имущества; при распределении только движимого имущества бездетные женщины назначили в среднем по 3,2 (38/12) наследника, а мужчины — 5,3 (37/7). Не имея прямых наследников, завещатели обоих полов оставляли недвижимое имущество своим супругам и родным семьям. Единственные исключения из этого правила касались городской недвижимости. В 1798 г. Мария Шереметева отписала дом в Москве своей подруге. При этом она предусмотрительно отметила, что купила этот дом в 1789 г., а значит, «Жалованная грамота дворянству» 1785 г. дает ей право завещать это имущество кому угодно{384}
. Князь Дмитрий Голицын тоже завещал свой дом в Вене некоей подруге{385}.