Бабье царство. Дворянки и владение имуществом в России, 1700–1861

Вдовство впервые давало многим женщинам возможность проявить деловую хватку. Да и замужние дворянки нередко не только помогали мужьям, но и заменяли их в управлении хозяйством. Так что замужество никоим образом не мешало женщинам проявлять свои административные таланты. Самая знаменитая помещица в русской литературе, Арина Петровна Головлева у Салтыкова-Щедрина, «единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением»^{491}, не получая ни малейшей помощи от своего никчемного супруга. Ее образ — вовсе не плод воображения: прототипом послужила мать писателя, Ольга Михайловна, которая начала руководить поместьем мужа девятнадцати лет от роду. Через тридцать лет, накануне отмены крепостного права, салтыковские имения выросли с 275 душ почти до трех тысяч, причем 350 из них были записаны на отца писателя, а остальные 2527 — на имя Ольги Михайловны^{492}.

Образы юных жен, приводящих в порядок дела мужа и тем спасающих семью от разорения, появляются во многих семейных хрониках XIX в. А. Мещерский рассказывал, как жена брата его деда выкупила заложенное тем поместье, после чего дед, потеряв всякую веру в свои деловые способности, поручил имение собственной жене и больше в дела не входил^{493}.[167] Варвара Толстая, уговорив своего расточительного мужа переселиться из Петербурга в принадлежавшую ему деревню, принялась хозяйничать и расплатилась со всеми долгами супруга^{494}. Вигель в своих мемуарах, где не раз упоминаются женщины твердого и властного нрава, высоко отзывается о графине Браницкой, которая, выйдя за человека вдвое ее старше, «несколько раз спасала его от разорения и бережливостью своею… удвоила огромное его состояние». Она славилась скупостью, но все же наняла повара-француза, готовившего сказочные кушанья, которые отвлекали ее мужа от соблазна вмешиваться в дела^{495}.

Мелкопоместные дворянки тоже брали на себя должность управляющих, когда их мужья не проявляли больших талантов или склонностей к руководству поместьями. Наталья Грот писала, что ее мать была гораздо лучшим управляющим, чем отец, и помогала ему держать дела в порядке^{496}. Другая женщина вспоминала, как ее мать, даже выйдя замуж вторично, по-прежнему «постоянно занята была хозяйством [и] опекунскими отчетами»^{497}.[168] Мать Екатерины Жуковской продолжала укреплять благосостояние семьи после того, как ее муж утратил интерес к хозяйству. «Она неутомимо занималась то продажей одного имения, то покупкой другого, то постройкой домов и т.д.», — писала Жуковская. Как и многим другим женщинам, занятым тем же, «детей ей было некогда воспитывать»^{498}. С.Т. Аксаков писал о соседнем помещике: «Петр Иваныч Чичагов, так же как моя мать, не знал и не любил домашнего и полевого хозяйства. Всем занимались его теща и жена»^{499}. Точно так же тайный советник Захар Хитрово, обнаружив, что увяз в долгах, назначил жену своей опекуншей и вверил ей всю заботу об имении, расплату с кредиторами и обеспечение их маленького сына^{500}.

Даже тогда, когда дворянки не управляли имениями в одиночку, они были вовлечены в дела мужей не меньше, чем в свои собственные. В сущности, тот факт, что женщины, выходя замуж, не переставали быть субъектом права, мог идти на пользу их мужьям и позволял женам добывать деньги для мужей, когда те находились в отъезде, продавать и покупать собственность^{501}, вести земельные тяжбы. Княгиня Херхеулидзева, пока болел ее муж, вела в Сенате его дело о возврате имения, заложенного им тридцатью годами раньше^{502}. Кредиторы также понимали, что можно ожидать уплаты долга от дворянки со средствами, если ее муж не платит сам. В 1831 г. Анастасия Нарышкина получила письмо от купеческой дочери Прасковьи Волненковой. Она сообщала, что муж Нарышкиной не заплатил ее матери долг в 9 тыс. руб., в результате чего та разорилась^{503}. Впрочем, не похоже, чтобы Анастасия могла удовлетворить кредиторов мужа, если судить по ее письмам к управляющему. Из последних видно, что и она жила не по средствам: «Я много задолжала, и все требуют от меня уплаты», — писала она в отчаянии^{504}.