– Папка ушел, – сказал мальчик, голос его стал мягче и податливее, – маму убили в первый же день – она не хотела их впускать в дом. Но они все равно вошли, – мальчик злобно взглянул на ничего не понимающего немца. – Он под каким-то дурманом?
– Вроде того, – сказала Ягарья. – Кто с тобой живет?
– Младшие брат и сестра, а еще девочка соседняя. Она с бабкой раньше жила, а бабка померла от сердца, когда… вы поняли. Я бы пошел в партизаны или на войну, чтобы всех их убить, – снова злоба забрюзжала, на этот раз слюной, – но я понимаю, что должен заботится о младших. Я не трус, честно! Но у них больше никого.
– Ты очень смелый! – улыбнулась женщина. – И умный, раз сообразил их сейчас спрятать. Но теперь, Ванюша…
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – с недоверием спросил Павловну мальчик чернявый, чем-то на цыганчонка смахивавший, да только больше из-за худобы и скул впалых, чем из-за волос смольных.
– Так ты ж мне сам и сказал, – уверенно, глядя в глаза парнишке, ответила та, – теперь ты должен привести к нам брата с сестрой и ту девочку. Мы вас уведем.
– В усадьбу к ведьмам?
– А ты крепкий парень, – сказала Ягарья. – Да, в усадьбу, только не к ведьмам, а к женщинам, которые будут о вас заботится, пока папка ваш с войны не вернется.
– А как же он? – Ваня кивнул на в сторону фрица.
– О нем не беспокойся, у него своя дорога. Сколько тебе лет, Ваня?
– Четырнадцать. Сестре десять, а братику всего два года. Ане, другой девочке, семь лет.
– Дружная какая у вас семья, – улыбнулась Настя, когда дети вышли к ним. Десятилетняя девочка, сестра Вани, держала за руки маленького братика и соседскую девчушку.
– Вы молодцы, – сказала Ягарья, – одевайтесь потеплее. Ничего с собой не берите, только одежды побольше наденьте.
– А куда мы пойдем? – спросила Анечка.
– Туда, где тепло и вкусно кормят, – сказала Настя, присев рядом с детьми.
– Можно я возьму своего зайчика? – спросила снова девочка, держа в руках старую потрепанную игрушку.
– Конечно! Он же будет скучать без тебя, если ты его оставишь, – улыбнулась Настя и взяла на руки маленького мальчика. Тот сразу прижался к теплой груди девушки, а она его укрыла своим меховым платком, что был на ней под пальто.
– Я знаю, что в одном из домов живут две сестры, это так? – спросила Ягарья.
– Да, так, – сказал Ваня, – они живут со старой больной теткой.
– А еще дети остались в Гобиках?
– Нет. Кто-то уехал: немцы вывезли, кто-то сбежал куда-то, а двое умерли. То ли от холода, то ли от болезни. Не знаю. Я редко выхожу на улицу теперь.
– Надо пройти к тому дому, где живут две сестренки, и при этом остаться незамеченными. Обойдем деревню и постараемся пройти за их домом, – сказала Ягарья Павловна.
Немецкий солдат стоял безучастным истуканом, ничего не понимая из того, что происходит, да его это и не волновало. Все тихо вышли из дома. Настя несла маленького мальчика, Ягарья держала за руку девочку Аню, а Ваня свою сестру. Немец шел между ними.
Где-то за их спинами послышалась немецкая речь.
– Надо поспешить, – сказала Ягарья, пытаясь скорее перейти улицу и оказаться за бревенчатыми домами.
– Aber unsere Leute sind da! – наивным голосом сказал фриц.
– Komm schon, Hans! (Идем, Ганс!) – одернула его фрау фон Майер.
– Что он сказал? – спросил Ваня.
– Он хочет к своим, – ответила, не сбавляя шаг, женщина. – Ничего, скоро он к ним вернется. Пойдем по огородам.
Они обошли один дом, похоже, что жилой. Дети знали, даже самый маленький среди них, что нельзя издавать ни единого звука. Ваня то и дело с недоверием поглядывал на немца. Он еще не решил для себя до конца: доверяет ли этим двум женщинам, но он прекрасно понимал, что в Гобиках они долго не протянут, особенно младший Саша. Когда мама была жива, она все еще кормила его своим молоком, хотя Сашка уже давно бегал на ногах. В раз мальчики вместе с сестрой потеряли все. «Хуже не будет», – решил для себя Ваня. И пускай его батя с мамкой раньше плевали вслед этим женщинам. Сейчас, возможно, от них зависит жизнь его и тех, о ком ему выпало заботиться.
– Вон тот дом, – указал Ваня, проходя уже четвертый огород.
– Осталось немного, – сказала Ягарья, крепко державшая ручонку маленькой Ани.
– А у вас там есть молоко? – тихо спросила девочка. – Я очень люблю молоко.
– И молоко, и мясо, и хлеб горячий, – улыбнулась в темноте женщина, – а по праздникам даже можно получить кусочек сахара!
Девчушка заулыбалась и, если бы обе руки не были заняты (одна крепко держалась за уже морщинистую сильную руку, вторая прижимала грязного игрушечного зайчонка), то, наверное, захлопала бы в ладоши.
– Тетка у этих девчушек вредная? Отдаст их нам? – спросила Павловна у Вани.
– Вредная, но девок любит, – ответил мальчик. – Думаю, отдаст.
– Со мной пойдешь.
Ваня кивнул, согласился. Дойдя до нужного им дома, Ягарья всем приказала присесть у стенки, а сама вместе с Ваней подошла к окну, что на огород выходило. Постучали раз – нет ответа, постучали второй раз – тишина. Шуметь не хотелось, нельзя было.
– Зинаида Павловна, это Ваня, откройте, пожалуйста, – негромко сказал парень.