Бабки

Кто-то подошел к окну, снял одеяло, что завешивало его. На Ягарью и мальчишку смотрела пожилая женщина с очень недовольным взглядом.

– Чего вам? – угрюмо спросила она через стекло.

– Мы хотим помочь, откройте окно, – сказала Ягарья. – Я – …

– Я знаю, кто ты. Зачем пришла? – ответила та, так и не открывая окно.

– Я предлагаю вам отдать мне своих племянниц, чтобы мы смогли позаботиться о них, – сказала Ягарья покорным голосом.

– Я и сама могу позаботиться о них.

– Я в этом не сомневаюсь, – продолжала настаивать та, – но вы же знаете, что у нас им будет безопаснее. К тому же сытнее и теплее.

– Иди к черту, ведьма, – буркнула женщина и принялась завешивать окно.

– Зинаида Павловна! – на свой страх повысила голос Ягарья. Зинаида приостановилась и снова посмотрела в окно, где увидела карие глаза той, которую презирала, сколько жила в этой деревне. – С нами вам и вашим племянницам будет безопаснее, – повторила Ягарья. – Одевайтесь теплее и вылезайте с ними через это окно.

Женщина бросила на пол одеяло и, развернувшись, ушла вглубь дома.

– Они не идут? – удивленно спросил Ваня.

– Как раз наоборот, – ответила Павловна, – только придется взять и Зинаиду Павловну.

– А если немцы заметят ее отсутствие? – спросила Настя, что была с детьми неподалеку. Фриц все еще стоял рядом с ними.

– Они будут заняты в ближайшее время, – сказала Ягарья.

Через десять-пятнадцать минут Зинаида Павловна, одетая в теплое зимнее пальто, замотав голову шалью, открыла окно.

– Девки, вперед, – шепнула она.

Первая в окно вылезла девушка, лет шестнадцати, затем ей в руки Зинаида подала другую, лет семи, как и Анечке, затем и сама женщина подняла ногу, чтобы перекинуть ее через карниз.

– Одеяло, – шепнула Ягарья, – подай, пожалуйста, одеяло, которым было завешано окно.

Зинаида подняла одеяло и перелезла на улицу, закрыв за собой створки и ставни. Ягарья отдала одеяло Насте, чтобы та теплее укутала ребенка.

– Кажется, у него жар, – сказала та.

– Нам надо продержаться какое-то время, к утру будем дома, – сказала Павловна. Она отвела фрица в сторонку и что-то долго говорила ему. Тот лишь кивал в ответ, а затем положил руку на свой правый бок, проверив, там ли то, о чем говорила ему фрау. После Ганс широко улыбнулся, последний раз влюбленно посмотрел на женщину, стоявшую перед ним, и пошел в сторону улицы.

– Вы отпускаете его? – удивился Ваня.

– Конечно же нет, – печально ответила женщина, ничего не пояснив.

Продолжая передвигаться за домами деревни, дойдя почти до ее конца, они услышали звуки стрельбы из пистолета.

– Что это? – испуганно спросила одна из сестер.

– Это Ганс, – улыбнулась Ягарья. – Теперь я его отпускаю… Идем дальше. У нас есть возможность незаметно выйти из деревни.

Стрельба утихла, а Ягарья фон Майер вместе с Першаковой Анастасией Петровной вывели из Гобиков последних детей, прихватив с собой одну старую вредную тетку, потому что проще было ее взять с собой, чем объяснять горделивому сердцу, что так будет лучше для ее девочек.

– Что ты сказала немцу? – тихо, чтобы дети не услышали, спросила Настя, поравнявшись с Ягарьей.

– Я спросила, сколько патронов в его пистолете, а потом сказала, что он должен выпустить их все, кроме одного в тех, с кем пил в том доме. Последнюю пулю он должен пустить себе в голову. И, видимо, Ганс так и сделал.

– Я понимаю, что так надо, но это тяжело, правда? – спросила Настя.

– Очень. Не говори только бабе Фене, что на моем счету фрицев теперь больше, чем на ее. Чай, обидится старушка.

Настя улыбнулась, но улыбка ее была натянутой. Спина устала нести двухгодовалого ребенка, руки затекли, но она не подавала и виду, что ей тяжело. Остаток пути шли молча. А с первыми лучами рассвета показалась и Ведьмина усадьба.

В себя Зинаида Павловна пришла только тогда, когда перед ее носом поставили тарелку с горячей перловой кашей, от которой обжигающим ароматом парил сливочный запах.

– Где я? – недовольно и напугано спросила тетка, словно проснувшись

– Ты что, не помнишь? – спросила ее девушка, что сидела рядом.

– Олька, мы же дома были. Печка прогорала. Холодно становилось.

– А потом пришла Ягарья Павловна, – тихо сказала девушка.

– Ведьма что ли? – недовольно буркнула Зинаида.

– Тетя, – толкнула ее в бок Оля, – она не ведьма. Она забрала нас к себе.

– Как забрала?! – закричала Зинаида и встала со своего места. – Околдовала, значит?

– Сядь и успокойся, Зинаида Павловна, сядь, – спокойным, но властным голосом хозяйки сказала ей Ягарья, подходя к ним из другого конца дома. – Коли тебе каша наша не по вкусу, да тепло наше не греет костей твоих старческих, так вон она, дверь-то. Тебя никто не держит. Возвращайся домой и продолжай в окошко свое наблюдать, как фрицы деревню твою топчут. А ежели о племянницах своих думаешь, так сиди, жуй молча да не выступай тут. Ведьма, ни ведьма, околдовала или ты сама пришла – какая разница, когда дети твои в тепле и в безопасности?

Женщина сделала недовольный вид, но ничего в ответ не сказала, села на место свое.

– Ешь, тетя, – сказала Оля – молодая девчушка, некрасивая, неухоженная, но по глазам видно, что добрая.