Бабкино наследство

Ну почему все мои переговоры в последнее время заканчиваются именно так? Ну, что, по-другому нельзя? Мы-то, что? Мы — тренированные. А «Хоттабыч» (крепко, однако, к нему кличка пристала) не имеет нашей закалки. Вон, спит бедняга, да еще в такой неудобной позе. О! Глаза дрогнули. Боится, наверно, их открывать. Мучительно вспоминает, что вчера было? Не наобещал ли чего лишнего? Цел ли дом? Кажись, вчера фейерверками «мерились» — у кого красивее получится и громче. «Господи! А, слуги все живы ли? Кажись, вчера прислуживали нам милые ослики и обезьянки. Сейчас голова перестанет кружиться, и я их расколдую», — думает он.

На самом деле колдуна звали Мустафой (что-то в этом имени мне показалось знакомым, но я не придал этому значения), и с сегодняшнего дня, как он и обещал, я становился его учеником, ну, во всяком случае, после того, как у него пройдет похмелье.

Помните фильмы про учеников и их учителей? Прежде, чем хоть чему-нибудь научиться, ученик успевает отремонтировать машину своего учителя, вымыть весь его дом, посадить сад и натаскать целый бассейн воды.

Приблизительно так и проходило моё обучение. Правда у Мустафы не было машины и бассейна, зато был поросёнок и огород.

Однажды в дом Мустафы, принесли письмо — свернутый в трубочку пергамент, запечатанный огромной сургучной печатью.

— Интересно, что там? — проговорил я, задумчиво вертя письмо в руках: Мустафы не было дома.

— А ты открой третий глаз, — съехидничал Ерёма.

— Хорошая мысль, включаю рентген, — это я пошутил, хотя принцип моих пассов был приблизительно в этом.

— Объявлен конкурс, ну или олимпиада среди волшебников, — прочитал, вернее, понял я. Я же воспринимал только смысл — ещё не успел выучить их азбуку. Стоп! А, как же мы с аборигенами понимаем друг друга? Мы же говорим на разных языках. А! Это тот самый парадокс, о котором столько написано в фантастической литературе. Значит, авторы этих книг побывали здесь, или в других аналогичных мирах. А вдруг в этом мире есть мои соотечественники? Было бы здорово кого-нибудь из них встретить.

Опять я расфантазировался. Бурный поток моих мыслей был остановлен высказыванием моего домового:

— Когда у тебя такое выражение лица, мне становиться страшно. Ты опять какую — то глупость придумал? — спросил Ерёма.

— Ну почему же глупость? — обиделся я, — Скажи, я волшебник или нет?

— Насколько я знаю, ты всего лишь потомственная ведьма, — ответил домовой.

— Смешно! Вот увидишь, я буду участвовать в этих соревнованиях! — я поднял нос и выпятил грудь.

— И победю! — закончил за меня Ерёма.

— А, что? Надо поощрять здоровые амбиции молодежи, — из-за моей спины высказался Филимон. Он, оказывается, все это время прислушивался к нашему разговору и, как выяснилось не он один.

У Мустафы работала девушка. Кем-то вроде экономки. По-моему, какая-то его дальняя родственница. Она помогала ему и в лаборатории тоже. Мыла пробирки, варила отвары, сушила травы и делала записи под его диктовку. Видимо магический дар — вещь заразная. Стелла (так звали девушку) обнаружила в себе кое-какие магические способности и абсолютно уверилась в своей уникальности.

— Вы должны взять меня с собой, — сказала она нам, и, испугавшись, что мы не послушаемся, добавила: — Я готовить умею.

— Я и сам не лыком шит, между прочим! — тихо проворчал себе под нос Ерёма.

— А ещё аргументы есть? — хором поинтересовались Димон с Вованом. Им тоже хотелось поучаствовать в обсуждении этого вопроса.

Стелла испуганно замолчала и четыре пары глаз, вопросительно уставились на меня.

Я принял решение.

— Стелла и Филимон составляют список всего необходимого, которое может нам понадобиться, все-таки они аборигены, — и, увидев недоумение на их лицах, ну в смысле на её лице и его морде, добавил: — гм…, местные жители. Димон с Вованом все это приносят во двор, а Ерёма упаковывает в ЯПВСС.

— А это, что за, хреновина, — испугался Ерёма.

— Да это я авоську твою так назвал, а то очень длинно получается.

Пока другие работали, я размышлял.

Зачем кто-то устраивает конкурсы? Чтобы найти лучшего? Лучшего в чем? В мастерстве? Сообразительности? Ловкости? Кто выбирает этого лучшего? Как? Надеюсь, никого убивать не надо будет? Я не смогу! И какой будет награда? Я ещё не успел полюбить этот мир. Смогу ли я, что-то сделать для него от всей души? Пока я размышлял о судьбе этого мира, наши сборы окончились.

— Мустафы до сих пор нет дома. Нельзя уходить не попрощавшись, — сказал я.

— А ты ему записку оставь, — ответил Ерёма.

— Интересно, на каком языке? Стелла, может ты, что-нибудь сочинишь?

Закончив все формальности, мы мысленно попрощались с домом Мустафы, и вышли на улицу.

* * *