Баблия. Книга о бабле и Боге

– Не можем. Никак не можем. – Элвис достал из расшитого стразами кармана сюртука бумажку и начал быстро читать: – На прошлой неделе этот, с позволения сказать, человек в нетрезвом виде приставал к прохожим на набережной и клянчил у них деньги на выпивку. Получив отказ от гражданки N (сословная принадлежность среднеклассик, тридцать два года, работает аудитором в банке), он стал угрожать женщине убийством, незаконным половым сношением и схватил ее за руку. В процессе завязавшийся борьбы он сломал потерпевшей нарощенный ноготь стоимостью в четыре с половиной баблайка и порвал блузку на рукаве. После чего он был схвачен подоспевшим нарядом полиции.

Простите меня, братья, за эти сухие строчки протокола. Но представьте, пожалуйста, что за ними стоит… Конец долгого рабочего дня. Усталая женщина идет на набережную, чтобы немного отдохнуть. Она достойный член общества. Она работает, борется за свое счастье и счастье своих детей. Завтра снова тяжелый день. Но она выдержит, она сможет. И вдруг выскакивает это пьяное ничтожество и… Я не хочу, я не могу говорить. – Ведущий опустил микрофон и повернулся спиной к мрачно молчавшей толпе. Элвис замер на полминуты, снова повернулся к людям и сказал проникновенно, как бы глотая комок в горле: – Он покусился на самое дорогое, что есть у человека. На шансы. У этой женщины был шанс на спокойный отдых, на крепкий сон. Он лишил ее шанса. И, может быть, на следующий день ее выгнали с работы. Я не знаю. Может быть, она переживала сильно и не смогла сосредоточиться. Может, она стоит сейчас здесь, среди вас. Я ничего не знаю. Но я знаю одно. Я знаю, чего заслужил этот человек. И я спрашиваю вас. Чего он заслужил?

– Пор-ки, пор-ки, пор-ки… – несколько раз единодушно прокричала толпа, а потом в тишине одинокий голос выкрикнул: – Яйца ему надо оторвать!

– И оторвем, – поддержал голос Элвис. – В следующий раз оторвем, если не поймет. А пока будем соблюдать формальности. У нас здесь суд все-таки. Подсудимый, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Я в первый раз, я не привлекался, – залепетал голый мужик. – Я ее только чуть-чуть тронул, совсем чуть-чуть.

– Спасибо, подсудимый. Мне лично все ясно. Ну что, миниумы, сколько этот ублюдок заслужил ударов? Пять? Десять? Двадцать?

Площадь зашумела. В толпе послышались разрозненные крики.

– Всыпь ему горяченьких.

– Пятьдесят! Давай пятьдесят.

– Много пятьдесят. Двадцать пять давай.

– Сто. Пускай гаду неповадно будет.

– Яйца оторвать. Даешь яйца!

На последнем крике площадь беззлобно рассмеялась. Все понимали, что яйца все-таки чересчур. Элвис снова резко вскинул руку и объявил в установившейся тишине наказание:

– Дюжина ударов палкой по жопе.

– Ууууууу… – разочарованно загудела площадь. – Мало… недостаточно… пожалели сволочь.

Помощники судьи скрутили мужика и начали прилаживать его на деревянную конструкцию. Мужик брыкался и истошно вопил.

– Произвол, несправедливость. Пробабленным убивать можно безнаказанно, а меня за ерунду палкой…

Элвис подскочил к нему, распятому уже на верстаке, склонился к зажатой ремнями голове и быстро сказал в золотой микрофон.

– Во-первых, не безнаказанно, а за полбабла. А во-вторых… двадцать ударов!

Площадь взорвалась аплодисментами и свистом. Судья поднес микрофон к лицу мужика.

– Все равно несправедливо, – заорал он. – То бабло, а то жизнь человеческая. А меня, меня… за безделицу и по жопе.

– А ты заработай это бабло сначала, урод! – повысил голос Элвис. – А потом пасть разевай. Может, в процессе зарабатывания человеком наконец станешь. Пробабленная элита совершает одну тысячную процента от всех убийств. А вы, миниумы, больше восьмидесяти. Вам это ни о чем не говорит? – Площадь понуро молчала. – Я вас спрашиваю, говорит вам это о чем-то или нет?

– Говорит, говорит, говорит… – нестройно ответила толпа.

– Вот и отлично. И… и двадцать пять ударов.

Опять возликовала площадь. Скандировать начала радостно.

– Двадцать пять, двадцать пять, двадцать пять!

Мужик пытался перекричать толпу, но у него не вышло. Добрый Элвис сунул ему в зубы микрофон. Он, задыхаясь, словно мокроту выплевывая, проорал:

– Вы рабы. Так вам и надо. Правильно вас по жопе палкой бьют!

– Уууууу, – растворились его слова в угрожающем вое.

– Глупый ты человек, – прокомментировал Элвис. – Даже для миниума глупый. Не их сегодня бьют, а тебя. Короче, тридцать ударов и… Начали!

Деревянный верстак подняли в вертикальное положение. Людям стала видна отвисшая, желтоватого цвета, в мелких красных прыщах и пупырышках задница мужика. Вой толпы достиг пика. Словно реактивный аэробус садился на площадь. Женщина с полными руками завизжала и повисла на руках одного из помощников судьи, а двое других вытащили откуда-то длинные тонкие палки и встали по бокам от верстака.

– Дорогие друзья, – объявил ведущий. – Братья. Именем Великого Нечто. Именем Свободы, Равенства и Справедливости. Во славу Разума… Давай!