— Ну, во-первых, он переступил честь, приобрел богатство и сделался гордым, потому, забыв о наказании Божьем, пошел на сделку с совестью. Во-вторых, чтобы красиво уйти, для этого необходимо дела увенчать успехом и приобрести себе доброе имя.
С минуту Рамсес обдумывал, сказанное отцом Велоретом, и комната погрузилась в тишину, пока он снова не вспомнил о сыне командира части.
— Часто эти молодые люди наведываются?
— Сегодня — второй раз. Многих из них я хорошо знаю. Почему-то они решили, что часть бывшей воинской территории, тут, вдруг, по праву перешла под их контроль. И теперь они рассматривают ее, как некую базу для себя. Но, это бы ладно, важнее то, что после первого раза я говорил с ними, призывал к совести и просил, чтобы больше этого не повторялось по отношению к Юле. Но… — он лишь разочарованно вздохнул и не добавил слов.
— Если можно было папе распоряжаться воинской частью, — ехидно подметил Рамсес, — то, почему бы сыну ни сделать то же самое, включая и отношение к другим?
— Резонно. Жаль, что сегодня его сверстники, — отец Велорет печально уточнился, — да еще и с меньших лет, стремятся исключительно к материальному. Желание же только к обладанию, неминуемо в будущем приводит к преступлению, как показывает практика.
Рамсес кивнул, в глубинах сознания догадываясь, что он понимает, о чем говорит отец Велорет и, что, как ему виделось, он тоже в большей мере стремился к обладанию: такой вывод напрашивался сам из-за неведения им молитвы перед едой, думал он.
Отвлекаясь от мыслей о себе, Рамсес снова спросил о тех, о ком они говорили:
— Когда Вы познакомились с кем-то из этой группы молодых парней?
— Давно. Мои двое пацанов росли вместе с некоторыми из них. Сейчас, — отец Велорет помедлил, — моим было бы столько же лет.
Рамсес задумался.
— Так у вас есть семья?
— Была. Жены и ребятишек не стало после авиакатастрофы. Они возвращались домой из отпуска на военном вертолете ко мне, на погранзаставу, — он печально добавил: — И случилась эта трагедия незадолго до перевода меня сюда, в Москву…откуда я родом.
Отец Велорет замолчал.
Несмотря на потерю памяти, Рамсес мог представить, насколько тяжело говорить о потере и решил больше не расспрашивать о семье.
— Позже, — снова заговорил отец Велорет, — я запил и невероятно обозлился на белый свет — на ту несправедливость, которая выпала именно на мою долю. Дошло до того, что неуемная пустота во мне подходила к логичному пределу и меня уж поджидал телесный величайший покой. Прости нас, Господи, за то, что мы не ведаем, как живем…В тот период испытания, меня и попросили из этой воинской части.
— Вы служили здесь? — удивленно спросил Рамсес.
Он, то и дело, удивлялся и со стороны могло показаться, что Рамсес изумляется по каждому поводу, как ребенок, внезапно вымахавший в росте, который еще многого не видел и не знал.
— Да. Тут был последний военный пост, где я перестал скитаться, как в жизни, так и душевно и обрел покой на своем месте. Дела на Земле разнообразны, но некоторые, в конце концов, возвращаются к начальному, но Высшему предназначению нас на этой Земле.
— К какому предназначению? — вырвалось у Рамсеса и снова с удивлением.
— Я не знаю, насколько у тебя ум способен воспринимать такие понятия, как вечность, но, ты никогда не думал, почему Вселенная и процессы, происходящие в природе, — вечны, а все живое на Земле неизбежно конечно? В данном случае, я говорю о теле, как таковом.
— Нет, — искренне ответил Рамсес, хотя сейчас он этого не мог помнить, но все же знал об этом наверняка.
— Потому что могучие процессы во Вселенной не живут для себя, они происходят только ради других — в этом заключен Источник вечной Жизни…Слово Божье — наука тонкая. Волею судеб, я стал настоятелем прихода храма в честь образа Божией Матери и теперь я тоже могу жить ради других. Не в угоду, конечно, себя бессмертного на Земле, а ради малого прикосновения к учению о вечном. И все, чем я могу сейчас пополнять свой Источник Жизни, так это заботой о благополучии других. В писании говорится: «Возлюби ближнего, как самого себя», вот я и следую этому.
Вот уже в который раз в комнате вновь повисла тишина.
— Я и тебя помню, — заговорил Отец Велорет первым.
Это прозвучало обыденно. От чего Рамсес испытал легкий шок.
— Почему Вы не сказали об этом в начале беседы? — спросил он с долей обиды в голосе.
— Разговор не заходил. Да и запомнил я тебя не так уж, чтобы тебе от этого была польза. С открытием прихода, многие новоселы, что проживают здесь в округе, начали крестить у нас детей. Ты был одним из приглашенных гостей на православном обряде. К этому могу только добавить, что ты был с девушкой.
— Когда это было? — оживленно спросил Рамсес.
— Попробую посмотреть завтра, но надежды мало, что по записям я вспомню день и семью младенца. Людей не мало, кто по разу к нам приходит. Знаю только, что это было не менее чем год назад. А запомнил я, потому что тебе не особенно происходящее было по душе. Вот только не могу сказать, что именно не нравилось — само крещение, компания, с которой приходил ты, или ты просто куда-то спешил.