Бабочка

Так что теперь я ни слова не говорил и не шутил по поводу того, что она до ночи за мной «хвостиком» ходила. Ясное дело, ей нужна была уверенность, что ничего со мной не случится, и никуда я не денусь. Просто старался ее отвлечь, насколько получалось: в карты играли, в «монополию», хоть вдвоем это не так уж и интересно, а уж про то, как от реалий нашей экономики далеко – и упоминать не стоило. Пусть девочка думает, что и у нас все так, как «у них», на Западе.

Но Света на игры не жаловалась, охотно соглашалась на все, лишь бы я оставался в пределах ее видимости. А мне каждый раз при виде сохранившегося страха в глубине ее взгляда, будто кто нож в грудь всаживал.

В общем, не хватило у меня духу теперь Бабочку одну на даче оставить, пусть и с пятью охранниками. Остался сам на ночь, а с утра потянул ее в город. По фигу, что на три дня раньше, чем планировал и с минимумом вещей. Основной ремонт в ее комнате должны были закончить, а по мелочи – уже и при нас доделают. Все равно, лучше так, чем буду постоянно стрематься, как она здесь. Хотя, там и ремонт не особо большой был, так что проблем никаких не предвиделось.

Об этом никто не знал, но везде, где бы я ни жил, кроме, разве что, той самой первой моей однокомнатной квартиры, во всех последующих домах и квартирах – изначально делалась комната и для Бабочки. Даже здесь, на даче она жила именно в «своей» комнате, которая для нее и создавалась, пусть я никогда и не думал, что девочка переберется жить ко мне. Разве что в гости приедет со всей семьей. И все-таки, мне было приятно знать, что в таком случае, она будет жить не просто в безликой гостевой, а в комнате, где все продумывалось и делалось, учитывая ее вкусы и привязанности. Слишком мало времени я видел ее в последние годы. И пусть это было целиком и полностью моим решением – так, обустраивая для нее комнаты, я чувствовал себя ближе к Бабочке.

Когда-то наша мать обвинила меня в том, что я пытаюсь занять место Саши в сердце и жизни его дочери. Что чересчур сильно потакаю девочке, выполняя любую ее просьбу и желание, и этим надеюсь купить ее любовь.

Это не было правдой. Я никогда и не думал становиться ей отцом или убеждать Бабочку, что меня она любит больше родного бати. Я никогда не претендовал на место брата. Да, я любил эту девочку. Она так и осталась для меня тем чудом, которым показалась при первой «встрече» - на нашей с ней прогулке в парке. После зоны, после совсем не праздничных восемнадцати месяцев, с постоянным напрягом и новыми потребностями моих родичей; со старыми и новыми обязательствами и делами, которые мне доверили серьезные люди – Бабочка была просто постоянным праздником для моей души. Звонким колокольчиком, который никогда и ничего не просил у меня по факту, только чтобы я был рядом и смеялся вместе с ней, чтобы проводил время со Светой.

Она не твердила мне постоянно, что я должен позаботиться о младшем брате, что ежедневно делали родители, с припрятанным укором в глазах глядя на своего непутевого приемного сына. Не осуждала в открытую, как это продолжала делать Динка, хоть формально и благодарила, каждый раз беря деньги, что я им давал. Не просила помочь с деньгами или подсобить имеющимися связями, как это делал сам брат, поняв, что не так уж беден выбранный мною «кривой» путь.

Свете все это было не важно. Она никогда не сомневалась в том – нужен ли я ей. В ее глазах ни разу не отражалось такое сомнение, которое даже сейчас, спустя тридцать четыре года (пусть любой психолог скажет, что не может взрослый помнить ничего из двух-трехлетнего возраста), я помнил во взгляде матери, нежданно узнавшей, что она беременна, после десяти лет лечения от бесплодия. И это сомнение в ее глазах, когда она смотрела в мою сторону: «зачем ей приемный ребенок, сын уголовника и медленно спивающейся проститутки, если теперь будет свой. Здоровый, родной, «правильный»?» - заставляло меня всю жизнь ощущать себя лишним, посягнувшим на место Сашки, забирающим часть его тепла и любви у родителей.

Зато Света, казалось, чувствовала, что я еду в гости, еще когда я и на улицу их не поворачивал. И всегда подскакивала, выглядывая с балкона – этакий попрыгунчик с двумя косичками, повязанными бантами. А едва завидев мою машину, заворачивающую в их двор – срывалась с этого наблюдательного поста и слетала по ступеням со второго этажа на крыльцо, как раз так, что я успевал подхватить ее на руки.

Эта девочка любила меня безусловно и безоглядно, и за это я готов был ей дать все. О чем она просит или даже сама никогда не подумает.

В Японии считают, что бабочка – символ всего лучшего в жизни человека. Глядя на свою Бабочку, я не мог не согласиться с японцами.