Бабочка и Орфей

— Дрейк, всё нормально, правда, — успокаивающе сказал за моей спиной Бабочка. — Работа и карьера — дело наживное. Намного важнее, что репрессии не затронут тебя — ты ведь объективно ни при чём в этой ситуации. Ну и… моё присутствие перестанет тебя раздражать. Посмотри на происходящее без эмоций: отлично же всё сложилось.

Сейчас как дам ему в ухо. Без эмоций.

— Значит так, — я вернул нераскуренную сигарету в пачку и развернулся к коллеге, за каким-то чёртом упорно стремящемуся превратиться в бывшего коллегу: — Никакое заявление ты не пишешь и вообще до конца дня сидишь тараканом под плинтусом. Сегодня пятница, пускай шеф за выходные остынет, а в понедельник мы с Васей пойдём к нему разговоры разговаривать.

— Дрейк…

— И заруби себе на носу, — я повысил голос, не желая слушать возражения, — что я свои проблемы всегда решаю сам, без посторонней помощи.

— Я тоже. Если выбрал уходить по собственному — значит, так нужно, и нечего сюда лезть.

Теперь понятно, как он смотрел на шефа. Это бабочки у нас хрупкие создания? Ха-ха, блин.

— Помнится, ты один раз уже делал подобный выбор. Тогда — туда — тоже не надо было лезть?

Это был удар ниже пояса, и Бабочка побледнел так, что неяркие веснушки стали похожи на оспинки.

— Тогда надо было, — тихо ответил он, отводя глаза.

«Память смертных коротка, а чувства переменчивы».

Все мои психи как рукой сняло.

— Чёрт, Бабочка, прости, я не то ляпнул. Только давай больше без уходов, а? Любых.

Я слишком поздно понял, что сморозил вторую глупость подряд, однако эффект от неё получился правильный. Бабочка посмотрел на меня — недоверчиво, испытывающе, — грустно вздохнул и согласился: — Ладно.

Эта пауза вышла гораздо более мирной. Я снова достал сигарету, потом подумал и протянул пачку компаньону по вредной привычке.

— Будешь?

— Буду, спасибо.

Мы курили в тишине трубку мира, и я размышлял о собственном убеждении, которое сейчас правильнее было бы назвать предубеждением. Судьба любит такие фокусы: поставить человека нос к носу с тем, что он, как полагает, терпеть не может, и понаблюдать за реакцией. Всю жизнь относился к гомосятине с вполне объяснимым презрением? Вот тебе конкретный её представитель: умный, адекватный, с неплохим чувством юмора и лёгким раздвоением личности. Человек, с которым ты прекрасно общался, пока не знал о нём ничего крамольного, и за чьей душой добровольно спустился в мир мёртвых. Неужели всё это вместе не тянет на признание его исключением из твоих правил?

— Тимыч, серьёзно: не торопись с заявлением. Дай нам с Щёлоком шанс всё уладить.

— Хорошо. Но если у вас не получится, то ничего страшного. Поверь мне.

Я верил, просто не хотел, чтобы подземный бог, в конечном итоге, оказался прав.

Вася выслушал суть проблемы не перебивая.

— Как думаешь, чем можно шефа пронять? — подытожил я наиболее животрепещущим вопросом.

— Скажи, что тоже напишешь по собственному. Он ведь знает: болтать ты любишь, однако словами впустую не бросаешься.

— А если не проникнется?

— Тогда и я к тебе присоединюсь. Терять три четверти группы он однозначно не захочет.

— Но может порезать зарплату, а у тебя маленькие дочки и жена-домохозяйка.

— Пару месяцев на окладе без бонусов мы протянем.

— Полагаешь, обойдётся всего парой?

— Ну, вам с Сорокиным побольше, как главным смутьянам. Не переживай, Андрюша, не уволят твоего приятеля, покуда он сам как следует не захочет.

С переживаниями и «приятелем» Вася, конечно, дал маху, но поправлять его я не стал. Ольге же мы такие подробности и вовсе решили не рассказывать: пусть нервные клетки побережёт.

По глазам шефа было хорошо видно, как ему хочется пойти на принцип и сказать: пишите! Все трое. Однако он отлично понимал, что руководитель носит своё гордое звание лишь до тех пор, покуда ему есть кем руководить.

— Исправленная версия у заказчика?

— Обижаете, Михаил Анатольевич. Ещё в пятницу.

— Радуйтесь, что продукт единичный и сделан для конкретной фирмы, чей владелец — хороший друг генерального.

— Радуемся.

— По два месяца без доплат вам двоим и полгода Сорокину. Свободны.

Мы виртуально щёлкнули каблуками и вышли.

— Слушай, как ты так точно угадал про сроки? — с любопытством спросил я у Васи.

— Совпадение, — отмахнулся он. — Причём в отношении тебя совсем не точное.

— Ладно, но ты помнишь: если что-то понадобится…

— Не понадобится. Считайте это благотворительной помощью неумным товарищам.

Такой меценатский подход был мне не по душе, однако с Щёлоком спорить — только зазря голосовые связки трудить.

Что бы Тимыч ни рассказывал про равнодушие к потере работы, результатом переговоров он был страшно доволен, пускай и проявлял свои чувства гораздо сдержаннее Бабочки. Впрочем, я подозревал, что радовало его наше с Васей участие, а не счастливое избавление от угрозы безработицы. К факту жёстко урезанной зарплаты он вообще отнёсся беспечно, притащив на следующий день по бутылке своего любимого «Реми Мартан» для меня и Щёлока. Ольгу тоже не обделил: ей досталась изрисованная иероглифами коробка каких-то сладостей.