Бабочка и Орфей

Думаю, идея места была моей — с антуражем романтического вечера я знаком не понаслышке. В большой комнате с высокими французскими окнами повсюду горели свечи, а монументальная кровать, которую так и хотелось окрестить «траходромом», манила белизной простыней. У её изголовья располагался столик с обязательными фруктами в вазе, бокалами и бутылкой шампанского в серебряном ведёрке, в воздухе был разлит нежный цветочный аромат, из потайных динамиков лилась патока ненавязчивой расслабляющей музыки.

— Да-а, — в один голос сказали мы с Бабочкой. Переглянулись, одинаковым жестом повели плечами: сон и сон, пусть продолжается.

— Шампанское будешь? — по-хозяйски спросил я.

— А это обязательно? — Бабочка морщил нос в точности, как Тим.

— Нет, но почему бы не попробовать, если мы спим? — Я подошёл к столику и вынул бутылку из ведёрка: — «Вдова Клико», не хухры-мухры.

— Боюсь, не смогу оценить, — извиняющимся тоном сказал Бабочка. — Для меня весь алкоголь на один вкус, только запахи разные.

— Да ладно, я же не настаиваю, — я вернул шампанское на место и отломил веточку от лежавшей в вазе виноградной кисти. С интересом посмотрел в окно — однако моё подсознание не поскупилось на декорации.

— Это Париж? — по сияющему силуэту Эйфелевой башни угадал подошедший Бабочка.

— Похоже на то, — я протянул ему виноград.

— Ты бывал здесь наяву? — Бабочка отщипнул пару рубиновых ягод.

— Пока нет, но всё ещё впереди. Захотим — будут нам и Париж, и Рим, и Токио.

Бабочка улыбнулся моим наполеоновским планам и заметил: — Вкусный виноград. Ты пробовал?

— Ага, мне тоже понравился. Здесь вообще всё должно быть на высшем уровне: от еды до кровати.

При таком неверном свете трудно было сказать, покраснел ли Бабочка, однако глаза он отвёл очень характерным образом.

— Эй, ты чего? — попробовал я поймать его взгляд. — Брось, это же наш сон: можем просто всю ночь валяться и трескать фрукты.

— Точно можем?

— Точно, — я положил ощипанную виноградную веточку на стол и потянул Бабочку в сторону постели: — Давай, падаем с размаха, как в кино.

Мы вдвоём упали на снежно-белые, пахнущие свежестью простыни, матрас под нами мягко спружинил — моё подсознание определённо знало толк в роскошной жизни.

— Классно же? — довольно спросил я.

— Классно, — подтвердил Бабочка. — Повторим?

У меня бывали свидания, которые точно также начинались с баловства, а заканчивались практическим изучением особенно заковыристых мест Камасутры. Однако сейчас всё было немного иначе: я не стремился непременно перейти от пункта «а» к пункту «б». Не из-за пола партнёра — во сне это обстоятельство не имело значения, — а просто потому, что для счастья мне хватало и одного невинного дурачества. Но если бы Бабочка захотел, то мы бы, пожалуй, играючи дошли до самого конца.

— Вкусно пахнешь.

Я полулежал на подушках, а Бабочка — спиной на мне. Идеальное положение для всяких шалостей.

— Так и должно быть. Ты же знаешь, как работает эта биохимическая кухня?

— Знаю. А ты знаешь, что на мочках ушей, например, много нервных окончаний? — бархатно мурлыкнул я возле самого его уха и с удовольствием отметил, как у Бабочки на миг сбилось дыхание.

— Только в теории, — севшим голосом признался он.

— Думаю, пришла пора проверить её практикой, — я подтвердил слова лёгким укусом.

— Д-да, — Бабочка бессознательно повернул голову так, чтобы мне было удобнее добраться до его шеи. — Ты прав, пора.

Другого разрешения мне не требовалось.

На вкус он был как нектар и амброзия, на ощупь — нежнее, чем лепестки шиповника. Безумно отзывчивый, ничего не боящийся и на редкость самостоятельный — я совершенно пропустил момент, когда остался топлесс. Однако стоило мне самому решительнее взяться за пуговицы на рубашке Бабочки, как он заметно напрягся.

— Что? — заглянул я в ночные омуты его зрачков.

— Ничего, просто… — Бабочка замялся, но заставил себя не прятать глаза. — Я ведь и так далеко не звезда с обложки, а тут ещё синяки… Неэстетичное зрелище.

От такой нелепицы мне сначала не хватило слов, чтобы высказаться, а потом я понял: для него это действительно проблема.

— Опустим полог? Тогда полумрак станет совсем интимным, — предложил я первое, что пришло в голову. В ответ Бабочка порывисто, до хруста рёбер обнял меня, и сон закончился. Мы снова оказались на диване в Тимовой квартире, в жемчужном сумраке пасмурного рассвета.

— Дрейк, — выдохнул Тим, и мне показалось, что я наконец-то поймал тот момент, когда его глаза меняют цвет с серого на зелёный.

— Понравилось? — мои губы почти касались его губ. — Продолжим?

Тим ответил жарким поцелуем: ему не терпелось изучить меня в яви не менее подробно, чем во сне. Что ж, я не возражал — только бы он подольше не вспоминал о своих комплексах в плане внешности. Однако когда на наших рубашках сдалась последняя из пуговиц, Тим вдруг слегка отстранился.

— Ты знаешь, — сказал он, прерывисто дыша, — по-моему, за нами наблюдают.

Мы синхронно повернули головы, и замеченная Белка радостно застучала хвостом по полу. Не успел я разочарованно протянуть «У, бли-и-ин», как где-то рядом заиграла мелодия «Morning birds».