Бабочка маркизы Помпадур

Брошь золотая в виде бабочки с инкрустацией полудрагоценными камнями. Изготовлена в первой половине XVIII века. Автор неизвестен. Судьба запутана: насколько Алине удалось понять, не представляющее особой исторической ценности украшение кочевало из одной частной коллекции в другую, пока не осело в той самой, принадлежавшей господину Игнатенко.

– А как она к Лехе попала? – спросила Алина Таську, чувствуя, как душу наполняют некоторые сомнения. – Интересно, если я его напрямую спрошу, то соврет?

Таська зевнула.

Ей было глубоко все равно.

После той встречи с девицей д’Этоль король пребывал в смятенных чувствах, отчасти потому, что сама встреча не стоила воспоминаний и уж тем паче этих самых чувств. Она была обыкновенна, напрочь лишена и тени интриги, однако же король не в силах был выбросить из головы женщину со странными глазами.

Она, будучи наедине с королем, думала вовсе не о Его Величестве.

Это было оскорбительно.

Странно.

И будоражило.

Король подумывал о том, чтобы пригласить ее снова, но почему-то всячески откладывал эту идею, находя себе иные занятия. Впрочем, они были столь же пусты, как и вся нынешняя его жизнь. И оттого, когда его уединение было нарушено, король не разозлился, скорее уж понадеялся, что этот вечер хоть в чем-то будет отличаться от прочих.

– Вас жаждет видеть дама, – слуга был явно подкуплен, но король простил ему этот недостаток. – Она утверждает, что явилась по срочному делу.

– Какая дама?

– Не могу знать, Ваше Величество. Ее лицо скрыто.

Король узнал ее сразу, но поразился тому, до чего изменилась эта женщина за то короткое время, которое прошло с их встречи. Она побледнела, похудела и сделалась какой-то… нервозной.

– Умоляю простить мою наглость, – Жанна рухнула на колени, и вид ее, беззащитный, несчастный, тронул сердце. – Но это – мой последний шанс увидеть вас… Мой муж…

Вздрогнули плечи. И дрожащие руки прижались к груди, которая вздымалась так, словно женщине не хватало воздуха.

– Он увозит меня… и я бы не посмела… он так ревнив… и теперь, наверное, убьет меня.

Она не лгала, или же ложь ее была столь искусна, что заслуживала высочайшей похвалы.

– И я готова смириться, но не могу исчезнуть, не увидев вас… умоляю о милосердии. Позвольте поцеловать вас, чтобы…

Когда король мог отказать в подобной просьбе? И этот поцелуй, одновременно и робкий, и страстный, преисполненный какой-то невыразимой горечи, вдруг все переменил. Жанна горела. И король горел вместе с ней, ничуть не боясь сгореть дотла.

– Вам не стоит опасаться мужа, – скажет он позже, понимая, что никогда и ни за что не расстанется с этой маленькой странной женщиной. – Я отошлю его.